Записки случайно уцелевшего

Я спрыгиваю на дорогу и бесцельно шагаю туда-сюда вдоль кромки болота, невольно вспоминая дорожные заторы, очевидцем которых мне довелось быть. Там, на западном фронте, такая пробка уже через полчаса стоила бы жизни множеству наших людей, особенно в первые месяцы войны, когда немецкая авиация безраздельно господствовала в воздухе. Если, например, глох мотор какой-нибудь нашей машины, то идущая ей вслед останавливалась из солидарности рядом, порой пренебрегая тем, что загораживает путь другим: не бросать же товарища в беде! И, как правило, тут же в небе появлялась парочка «мессеров», которые в два-три захода превращали возникшее скопление машин и людей в пылающее крошево.

Немцы в таких случаях с самого начала вели себя на дорогах иначе. Однажды, еще в окружении, лежа в кустах, я видел, как решительно немцы поступили с большой грузовой машиной, у которой внезапно, да еще на вираже, забарахлил мотор. Едва выяснилось, что злополучная машина замедлила продвижение всей колонны, как по команде к ней сбежались солдаты со всех идущих следом транспортных средств. Недолго думая, они сгрудились у левого борта этого грузовика и дружно опрокинули его в кювет, после чего колонна немедленно двинулась дальше. И это при том, что наша авиация практически тогда отсутствовала. Как и японская сейчас, в небе Маньчжурии. Впрочем, наличие противника на протяжении последних суток вообще почти не ощущается - впечатление такое, будто о нем забыло думать даже боевое охранение. Особенно сейчас, когда вдруг выпала возможность расслабиться и каждый норовит поспать, сколько удастся.

Так, в сонной одури полнейшего бездействия проходит минут двадцать. День клонится к закату. Предвечерняя дымка сгущается над болотом. Внезапно оттуда доносятся возбужденные голоса, которые становятся все энергичнее. Почему-то люди там сбегаются к густым зарослям. Привлеченный их криками, нарушившими вечерний покой, на левую обочину шоссе сразу повалил народ. Истомленные бездельем люди жаждут событий и потому с любопытством пялят глаза на болото. Судя по голосам, которые теперь быстро приближаются, там произошло что-то необычное. Наконец из-за крайних кустов вываливается гурьба автоматчиков, и пока они, выбирая места посуше, подходят к дороге, я убеждаюсь, что среди них чужие. Да, так и есть - двоих держат за руки. Оба низкорослые, один без пилотки, а другой почему-то в японской каскетке. .. «Бог ты мой! Так ведь это японские солдаты! -не сразу соображаю я. - Значит, их поймали в кустах. Выходит, они там прятались... С какой целью?»

Тут вдруг проявляет активность капитан из начальственного «виллиса». Как потом выяснилось, он из разведотдела фронта и сопровождает подполковника. А общевойсковой майор с ними - офицер связи от ВПУ. Что же касается самого подполковника, то он из СМЕРШа и прислан на этот участок с особыми полномочиями. Не удивительно, что сейчас, в его отсутствие, капитан чувствует себя здесь «главным». По его знаку японцев подводят к нему, но вопросы, обращенные к обоим, повисают в воздухе - без переводчика диалог не получается, а переводчика нет.

Несколько растерянный капитан приказывает связать японцам руки и посадить их на заднее сиденье «виллиса», что немедленно выполняется. При этом особенно усердствует разбитной старшина автоматчиков, чрезвычайно гордый тем, что участвовал в поимке японцев.

- Черт их поймет, - добродушно приговаривает он, уже сбегав к своему «студебеккеру» за веревкой. - Не то шпионы, не то дезертиры... Оружия при них не было - это точно...

- Как только ликвидируем пробку, - авторитетно отзывается капитан, - их немедленно доставят в армейский разведотдел для допроса. Там-то уж все выяснят.

Я стою в толпе, окружившей «виллис», и ловлю себя на том, что глазею на японцев с жадным любопытством. Впервые на этой войне я вижу вражеских солдат, да еще так близко... Вражеских?.. В том-то и странность моего состояния, что я не воспринимаю их в качестве противника, как это четыре года назад сразу и само собой получилось у меня с немцами... А что сейчас испытывают эти двое? Неужто, правда, дезертиры - уж очень такое предположение противоречит сложившимся представлениям о японской армии. А кто же они тогда? Наверно, такие же «окруженцы», какими были и я с Фурманским четыре года назад, после Ельни. Загадка... Испуганы или, напротив, довольны, что отвоевались?.. Но поди прочти что-нибудь по их лишенным выражения азиатским безучастным лицам. (Впоследствии я убедился, что без привычки японская мимика вообще кажется европейцам неадекватной.)

А толпа, окружившая «виллис», стремительно растет. Словно вся вытянувшаяся вдоль дороги на несколько километров пробка сбежалась сюда, чтобы рассмотреть неприятеля. Однако каменная невозмутимость японцев способна довести до отчаяния даже самых искренних доброжелателей.

- Шанго! - то и дело кричат наши энтузиасты интернационального общения, тыча в сторону пленных сжатую в кулак руку с выставленным вверх большим пальцем.