Записки случайно уцелевшего

Примерно в полдень раздался телефонный звонок. Взволнованный женский голос попросил к телефону меня. Узнав, что я и есть Борис Михайлович, неведомая собеседница обрушила на меня стремительный монолог, состоящий из потока коротких фраз, в которых настойчивость причудливо перемежалась отчаянием, а молящие нотки непривычно соседствовали с требовательными. К тому же она говорила с легким, как мне сперва показалось, польским акцентом. И действительно, незнакомка, вдруг спохватившись, что забыла представиться, назвалась Боженой, а фамилию ее с нерусским звучанием я не разобрал. Но говорила она по-русски совершенно правильно, даже несмотря на торопливость.

- Мне абсолютно необходимо повидать вас, Борис Михайлович,- захлебывалась незнакомка.- Мне очень нужно вас повидать... И посоветоваться с вами... Как можно скорее... Как хорошо, что я вас застала... Прямо не знаю, что бы я делала... Если можно, я к вам сейчас приеду. - Я недоумевал, что бы это могло значить, пока она наконец не перешла от эмоций к делу: - Я приехала из Братиславы... Я к вам от Сони Ч. Соня мне дала ваш адрес и телефон и сказала - в случае чего... - И опять: - Как хорошо, что я вас застала. .. Разрешите мне к вам приехать... - И еще много коротких фраз в таком же духе.

Я слушал ее, соображая про себя, как неудачно все складывается. Приятельница Сони Ч. - значит, скорее всего, диссидентка... Подходящее же выбрала она времечко для поездки в Москву. Если даже пока еще за ней нет слежки, то уж после визита в писательский дом хвост ей обеспечен. Этот тип с красной книжечкой - не зря же он засел у нас в подъезде. Ну, и главное: визит ко мне, да еще в день вторжения, - это ли не сюжет для небольшого рассказа в духе лубянских сочинителей? Ведь ей пришьют Бог знает что!..

И я стал всячески отговаривать Божену от приезда ко мне. Мол, лучше я сам к ней подъеду, правда, не сейчас, сейчас я никак не могу, но в ближайшие дни... Но она мое предложение решительно отмела. Да, она остановилась у знакомых, но по некоторым причинам встреча у них исключается. В нейтральном месте, в скверике или в кафе?.. Нет, она очень плохо ориентируется в чужом городе и обязательно что-нибудь напутает... Словом, все варианты, предлагаемые мной, ее почему-либо не устраивали. И я понял так, что за ней уже следят, но сейчас ей удалось оторваться от своих прилипал и она спешит использовать эту возможность для встречи со мной, не подозревая, что мой дом ей во всех отношениях противопоказан.

По мере наших препирательств отчаяние в голосе Божены приобретало все более бедственную интонацию. Я же со своей стороны все больше и больше убеждался в несвоевременности встречи у меня дома, на чем так настаивала Божена. В свете всего происходящего лучше бы ей вовсе со мной не встречаться. По крайней мере, в ближайшие дни...

- Прошу прощения, но сейчас я никак не могу вас принять, - набрался я наконец решимости. - Позвоните мне, пожалуйста, на той неделе...

Разочарование в голосе Божены причинило мне почти физическую боль, но все же я был доволен тем, что, застигнутый ее звонком врасплох, в результате все-таки не смалодушничал (из вежливости!) и не подставил ее под удар. Теперь, когда слово «нет» было мною произнесено, я еще более утвердился в мысли о том, что отказ от встречи был единственно правильным решением в данном стечении обстоятельств. Другое дело, что я все равно чувствовал себя так, будто совершил предательство, ибо не выполнил долга дружбы. А уж Вожена - она-то, во всяком случае, имела все основания считать меня жалким трусом. Она-то ведь моих мотивов не знает... Представляю, как она будет честить меня, рассказывая о происшедшем Соне!..

Что вам еще сказать про то несостоявшееся знакомство? Да, голос у Вожены был приятный. И слышалась в нем какая-то мгновенно покоряющая женская незащищенность. И чем чаще я потом этот голос вспоминал, тем сильнее у меня на душе скребли кошки. «Но ведь это чисто полицейские обстоятельства заставили тебя быть подлым в своей трезвой рассудительности», - оправдывался я перед самим собой. Все верно, но как ни крути, а осадок от этого происшествия лег мне на душу неутихающими угрызениями совести.

После того памятного дня я на много-много лет потерял Соню Ч. из виду. Письма от нее, естественно, перестали приходить, а я тем более не писал ей как из соображений ее безопасности, так и стыдясь своего вынужденного бездушия по отношению к Божене. Ведь какими бы мотивами ни было продиктовано мое поведение, я же отказал человеку, явно нуждавшемуся в моей помощи. Годы шли, а я об этом не забывал.