Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ, 1914–1916

Болховитинов – начальник штаба армии (Юденича), но сидит в Тифлисе и считается начальником штаба великого князя. Вольский по закону подчинен главнокомандующему, а на самом деле подчинен Юденичу. Орган снабжения армии, заменяющий собой этапно-хозяйственное отделение армии (Приказ Верховного главнокомандующего 1915 г. № 141), а он их не исполняет, и все обязанности переданы командирам корпусов. Чепуха полная и противоречие с ст. 449 Положения об устройстве войск в военное время.

О последствиях такого порядка на операцию не говорю. Для человека мало-мальски не предубежденного это ясно.

Великий князь это понимает, но хочет изменить это по-хорошему. Мои доводы его, по-видимому, не убеждают, а извилистые полученные доводы убеждают.

Передача моих доводов Болховитинову и Янушкевичу и выслушивание их опровержения не в моем присутствии не одобряю. Не будь близких отношений к великому князю и моя долголетняя к нему привязанность, а существующие просто служебные отношения, я оставаться здесь не мог бы и должен был бы уйти.

Но у великого князя – другой путь, он их хочет убедить и чтобы они сами приступили бы к исправлению этого организационного безобразия. Но он ошибается. Янушкевич вообще ничего не может, а Болховитинов не хочет, ибо ему выгоднее держаться за Юденича, чем за опального великого князя. Но он ошибается – Юденич его в конце концов не поблагодарит, ибо не оставит у себя играющего двойную игру. И он будет прав. Вот это Болховитинов не видит. При больших способностях, громадной памяти и большой работоспособности, при отличном здоровье – Болховитинов, на мой взгляд, сбит с прямого пути. Юденич не забудет Болховитинову Сарыкамыша, когда он с Мышлаевским улепетывал 12-го из Сарыкамыша, а 14 из Меджингерта на Калышман. Испортил Мышлаевский хорошего офицера, каким всегда был Болховитинов. Болховитинов чувствует, что я изменил свои отношения к нему. Он, вероятно, объясняет это другим, но могу ли я идти человеку навстречу с открытым сердцем, когда он юлит, искажает действительность и служит своему начальнику не искренно. Угождая во всем великому князю, он служит другим интересам и в этом большая опасность. Может быть, мой приговор суров, но он не вытекает из нерасположения и недружелюбия. Наоборот, Болховитинов мой старый офицер. Я всеми силами его поддерживал; но его деятельность не полезна, с побуждениями, которых одобрить не могу.

3-го апреля

Вчера вечером с Янушкевичем имел продолжительную беседу по тому же тылу. Он заявил, что его взгляд на этот вопрос совпадает с моим в общем и в частностях, что он давно докладывал об этом великому князю и что его совесть, как выражается, чиста. С того времени, как Янушкевич в должности помощника наместника, по его рассказу, отношения к нему великого князя по тому, как было раньше, круто изменились и никакого доверия к нему не было. Может быть, Янушкевич преувеличивает, но фактически это так. Всем овладел Болховитинов. И пусть владеет, но лишь бы с пользой для дела и великого князя. Но этого-то и нет. Вообще во всех делах здесь, и по словам Янушкевича, Болховитинов центральная фигура, но с окрасом в сторону минуса. Я видел это с первого дня. Он нравится великому князю своею готовностью на все, не разбирая, полезно или неполезно этому самому великому князю, не говоря о деле. Но он умен и способен и может много работать. Но приемы у него Мышлаевского, у которого учился при графе Воронцове-Дашкове. Посмотрим, что будет. У великого князя в этом отношении все открыто, он знает, что перед ним и какого качества, и он может сам распоряжаться, никого не спрашивая.

Здесь я лишний. Мои заявления бесплодны. Ни предварительно, ни при решении меня не привлекают. Я узнаю о совершившемся как о post factum. Не претендую и претендовать не могу. Мое вмешательство было бы назойливо и неправильно, ибо по существу знаю только то, что дают.

После взятия Эрзерума меня 8-го февраля выслушали, но сделали по-своему; во время моей поездки организовалось Трапезундское предприятие, без связи с главными силами. С замыслом и исполнением я не согласен. Возможно, что обстановка противника мне плохо известна, а Юденичу и Болховитинову хорошо известна.

Но мои выводы, сделанные в феврале и марте, осуществляются довольно точно, хотя материал был плохой. Оценка материала разведки у них своя, а у меня своя.

Я считаю тыл армии не только устроенный, но совершенно расстроенный, и расстроенный ими, т. е. Юденичем и Болховитиновым, организовавшим его и теперь отстаивающим его. По этому вопросу я поднял энергичный поход письменно и словесно. Он мною закончен, и решение должно исходить от великого князя. Но думаю, что будет компромисс или останется по-старому.

Меня это волнует и физически истощает. Теперь это закончено и моих заявлений не будет, ибо они бесполезны.