Записки внучки Карла Радека

У нас было два самовара. Один большой, ведерный, цилиндрической формы. Другой поменьше, очень красивый. В большом мы кипятили воду для стирки, иногда варили картошку. Я представляла, что большой самовар это мужчина, а маленький, нарядный – женщина. Топливом для самоваров были щепки. Мне давали корзинку, и я собирала возле дровянных сараев и по дворам щепочки. Однажды человек, рубивший дрова, подкинул мне целое полено.

В квартире нашей, за стеной, поселилась с тремя детьми Нюрка. Раньше она жила в доме по соседству, вместе с родственниками. Комнатка была крошечная, метров шесть.

До этого там жили муж и жена – Герман Владимирович и Валерия Дмитриевна. Из старого вытертого шелкового капота Валерии бабушка выкроила мне платьице. Германа на фронт не взяли – он был болен раком горла и ему сделали операцию. Он почти не мог говорить. На шее у него была занавесочка. А до них в этой комнате жила интеллигентная дама средних лет. Однажды она пригласила бабушку зайти к ней. На стенках висели фотографии этой дамы с царем Николаем II и императрицей. На молчаливый вопрос бабушки она сказала: «Я была фрейлиной ее императорского величества». Прожила она в этой каморке недолго. Куда она потом пропала – Бог весть.

Нюрка работала уборщицей в клубе на Каляевке. Там показывали кино. Она пускала нас иногда, и мы смотрели фильмы с обратной стороны экрана.

Помню, был фильм про Лизу Чайкину (содержания я, конечно, не помню) и какой-то жуткий фильм про немецкий концлагерь, где из детей выкачивали кровь для раненых немецких солдат. Мне было так страшно, что я больше кино не смотрела. Хотя первый в моей жизни фильм, – я видела его еще до войны – мне очень понравился. Это был диснеевский мультфильм «Бэмби». Я только не могла понять, как это научили зверей говорить и как это у филина голова крутится вокруг своей оси. И очень было жалко Бэмби – у него так разъезжались ножки на льду.

В Нину со школьных лет был влюблен ее одноклассник Федя. Его часть какое-то время стояла под Москвой. Он прислал нам посылку с солдатом, направляющимся в город. Такого изобилия мы не видывали. Целый кирпичик белого хлеба, большую четырехугольную банку американской тушенки, три банки сгущенки и кусок мыла! И еще денег. Деньги были скручены в трубочку и, когда солдат отсчитывал их, на столе образовалась целая гора. «Записку писать будете?» – спросил. «Обязательно». Нина написала записку с благодарностью, но адресовала ее совсем другому человеку, а когда прочитала Федину записку, схватилась за голову. Поехала к части и сумела перехватить этого солдата, забрала записку и передала другую.

У Нины было много ухажеров – она была красивая. Многие девушки писали письма незнакомым солдатам на передовую, посылали свои фотографии, посылки с теплыми носками, варежками. Завязывались переписки. Как-то одна из Нининых подруг попросила у нее ее фотокарточку и послала в своем письме. А человек этот приехал по адресу и увидел, что девушка-то другая.

В 44-м году Нина-большая закончила институт и ее взяли на работу в комиссию по помилованию при Верховном Совете СССР. Ее и ее институтскую подругу Люду – красивую, милую девушку. Мне она очень нравилась. Они собирали документы к заседаниям комиссии. По существу, секретарская работа.

Однажды они чуть было не попали в серьезный переплет. По окончанию работы они вышли на улицу. К ним подошел молодой грузин и предложил их подвезти. Рядом стояла черная машина. К счастью для них, следом вышел их начальник и позвал их. Когда машина отъехала, начальник сказал им: «Если увидите эту машину, этого человека, убегайте как можно быстрее». Позже они узнали, что это была машина Берии.

Нина сумела прикрепить наши карточки к гастроному-распределителю Дома на набережной. Там продукты были получше, чем на Палихе. Обычно на «отоваривание» карточек у нас уходил целый день – приходилось подолгу стоять в нескольких очередях.

Проработала Нина на этой работе недолго. Вызывает ее начальник и говорит: «Нина, пиши заявление об уходе, я подпишу его задним числом. И лучше куда-нибудь уезжай». Поступая на работу, она ничего не написала о своем брате. Об этом, конечно, узнали. Спасибо начальнику, который очень хорошо к ней относился и предупредил ее. Нина переехала жить к своей подруге Жене Волк. Мать ее была редактором, как и сама Женя. У них была отдельная квартира с тремя крошечными комнатами. Но, слава Богу, никто Ниной не интересовался.

Война шла к завершению. Бомбежек уже не было, только салюты.

По улицам Москвы вели пленных немцев. Они шли нескончаемым потоком. Усталые, запыленные, заросшие. Мы стояли на Новослободской. Я не слышала ни одного злорадного выкрика. Толпа стояла в молчании. Какая-то женщина сказала: «Какие небритые». Проходящий мимо немец сделал бреющее движение ладонями по лицу и развел руками. «Нечем». Почему-то пленные немцы вызывали даже жалость.