Запорожская вольница

Запорожцы не жаловали в своей среде женщин. Лишь власть одной признавали над собой… Зимой земля – под покровом снега, летом – зеленых трав, осенью – опавшей листвы и в любое время года – под покровом неба. Птиц защищают перья, зверя – мех, человека – крыша его жилища, а всех живых существ – небесная кровля. «Никто и ничто не может обойтись без Покровы», – объясняли знатоки, что во всем привыкли видеть крепкую природную основу. «Покровой» называют Богородицу, которая сняла со своей головы белое покрывало – покрову и раскинула ее над прихожанами, одновременно молясь за их спасение от беды. Вольному казаку воля, а спасенному еще и небесный Рай. Длинная белая «покрова» Божьей Матери стала своеобразным оберегом запорожского казачества. Сечевики считали себя детьми Богородицы, а поэтому не стеснялись на иконах, «сооруженных» казацкими малярами, изображать себя в казацких костюмах, при оружии. На одной такой иконе из уст атамана «протянута» к уху Богоматери молитва: «Молимся, покрый нас честным твоим покровом, ибави от всякого зла». На что Богородица отвечает: «Избавлю и покрыю, люди моя». Небесная казацкая берегиня была заступницей запорожцев, под ее защитой они не боялись ни разъяренной стихии, ни злых вражеских сил. Ее изображение было выбито на нательных крестах. Священной для каждого казака была Покровская церковь на Сечи, от ее порога запорожцы выступали в поход, к сечевому храму и возвращались – благодаря Покрову за спасение.

Чтили казаки и других небожителей. Архистратиг Михаил был «невидимым руководителем запорожцев на войне», Николай Чудотворец защищал их в дальних походах, на морях. Кстати, нередко казаки не кому-нибудь, а Богу присягали в том, что, если во время похода они утаят добычу и не подадут ее правильно своему куреню для раздела на войско и товарищество, то пусть Бог их «покарает в этом и будущем веке». Как правило, третью часть добычи «от всякого меча и весла» запорожцы отдавали в монастыри и церкви. За соблюдением ритуала таких дележек, присяг и клятв строго следили усердные служители православной веры. Среди них встречались и «высокие молитвенники», и «ревностные исполнители заповедей евангельских и преданий апостольских». Некоторые набожные казаки даже устраивали у себя в зимовниках часовни, превращая хутора в своеобразные монашеские скиты. Чаще же всего в дикой степи или плавневой гуще, где трудно было отличить «попа от козла, а церковь от скирты», где невозможно было жить строго по колокольному звону, запорожцам приходилось наскоро молиться «на сход (восход. – Примеч. ред.) солнца», как попало осенять себя крестным знамением. В бурдюгах же вместо икон можно было видеть святых, небрежно намалеванных на кусках коры. И хотя в духовных лицах, которые почти во всем были «повинны» войсковой старшине, сечевики ценили прежде всего «начитанность в слове Божием», грамотность, трезвость, голосистость, в казацкой вольной среде встречалось немало и так называемых «диких попов», что были чем-то не угодны официальным церковным властям.

В мирное время многие казаки отправлялись пешком «на прощу» (покаяние. – Примеч. ред.) – поклонялись святым местам, разбредались по монастырям, где говели, исповедовались, приобщались к высоким идеям веры. В конце жизни престарелые, недужие и «зубожалые» (больные и беззубые. – Примеч. ред.) сечевики находили приют в церковных «шпиталях» (больницах. – Примеч. ред.), спасались по монастырям, которые имели «большое поможение из Запорожья». Самым главным у казаков считался Самарский Свято-Николаевский пустынный монастырь. Он, кстати, был единственным монастырем в пределах запорожских вольностей.

Первые монахи в Самарской толще (так запорожцы называли густые дубравы) появились в 1576 году. Этим годом и определяют основание скромной монашеской обители, ставшей впоследствии крупным монастырским поселением. Вообще Посамарье было для казаков укромным надежным местом, где можно было спокойно заняться добычливыми промыслами, предаться хозяйственным делам, укрыться от внезапного набега степняков. Запорожцы недаром называли Самару «святой рекой» – тут и рыбы было вдоволь, и зверя по берегам достаточно, и древесного строительного материала в лесах хватало. И сегодня, подъезжая к Новомосковску, обращаешь внимание именно на лесистость местности, первозданную плавневую глушь.