Заповедь любви

Дмитрий Иванович раздул сапогом самовар. Я поведал ему о наших приключениях. Он рассказал, что три года назад у них был случай, когда, также недалеко от Шумарово, волки загрызли женщину из Большой Режи. «Главное, если нет рядом укрытия, не бегите – у них инстинкт разгорается. Догонят, собьют с ног – и поминай как звали. Отпугивать криком не надо, в глаза нельзя смотреть – это все для хищников как угроза, а при угрозе они считают лучшей защитой нападение. Вот если стоять в полный рост на возвышении с воздетыми вверх руками, чтобы выше казаться, и громко, но спокойно говорить – это для них сигнал, что перед ними кто-то большой, сильный, но не желающий им зла – с ним лучше не задираться». От разговора о волках перешли к поиску общих знакомых. Выяснилось, что Дмитрий Иванович хорошо знает Александра Егоровича Крилова, а с Елизаветой Федоровной Бродовой его связывает многолетняя дружба еще с детских лет. Знал он и ее мужа, племянник которого Алексей Антонович Брядовой⁴⁶ на земском собрании был избран заведующим Шумаровским военно-конским участком.

Ермолай, перегруженный впечатлениями уходящего дня, медленно потягивал сложенными в трубочку губами чай из блюдечка, прикусывая сахаром, и больше молчал.

Пока мы чаепитничали, жена Дмитрия Ивановича приготовила для нас с Ермолаем места на сеновале, куда мы вскоре и перебрались.

Укрытый теплым лоскутным одеялом, убаюканный запахом душистого сена, я почти моментально провалился в сон. Однако сон был недолгим. Меня разбудили громкие всхлипывания.

– Ты чего не спишь, Ермолай? – обеспокоенно повернулся я к нему.

Он ничего не ответил, только всхлипывания стали громче.

– Да что с тобой? – схватил я паренька за плечи и слегка тряханул, приводя в чувство.

Он разревелся как ребенок, уткнулся лбом в мою грудь, и тут его прорвало:

– Вы такой добрый, такой честный, спасли мне жизнь, а зачем? Я трусливый и лживый человек. Я сам себе противен. Даже Глаша предпочла мне другого. И правильно сделала! Я ей платочка ситцевого не подарил, а Пашка в один день одел с ног до головы. Я жадный, никчемный человек. Но я не хочу, чтобы вы страдали из-за меня. Не доверяйте мне никогда. Это я сегодня вам все это говорю, потому что совесть проснулась, а завтра она опять уснет, и от меня всем вокруг будут только несчастья!

– Успокойся, успокойся, – повторял я, гладя рукой его прижатую к моей груди голову. – Теперь у тебя все будет по-другому. Все будет хорошо.

– Да как же хорошо, если я сам себе не верю?

– А ты Богу верь. Если он совесть в тебе разбудил, значит, ты у него в любимчиках, и Он тебя без Своей помощи не оставит.

– Вы смеетесь надо мной? – Ермолай отстранился от меня и после секундной паузы обреченно произнес: – Правильно – надо мной надо смеяться!

– Отнюдь не смеюсь. Христос к кому пришел? К грешникам. Ел и пил с мытарями. Коль ты осознал свою греховность, коль в тебе совесть заговорила, то ты сейчас для Христа – в любимчиках.

– Если такие, как я, любимчики, то кто же тогда праведники?

– Праведники в чести потому, что, как ты сейчас, каждый день слезами умываются.

– Слезы слезам рознь.

– Правильно. Но ты по себе знаешь, о каких слезах я говорю. Равноценны твоим слезам только слезы благодарности, потому что они тоже изливаются, когда человек осознает свою недостойность. Недостойность перед величием милости. Понимаешь, о чем я говорю?

Ермолай удрученно молчал.

– Когда человек испытывает благодарность? – не отступался я от него.

– Когда получает более того, что считает для себя заслуженным.

– Хорошо сказал! Подаяние, превышающее наши заслуги, – благое подаяние. Слышал, небось: «Блаженны нищие духом, ибо им будет дано Царство Небесное?»⁴⁷

– Слышал, но как-то все мимо пропускал.

– Я тоже не сам дошел. Мне священник с детства за отца был, он все по жизни и растолковывал. Так вот, он говорил так, что благодать Божия дается всем людям⁴⁸ – иудеям и эллинам, правоверным и самарянам, но принять ее в силах лишь нищие духом. Нищета духовная – противоположность надменности, плод осознания человеком безграничности изливаемой на него Богом любви и, как следствие, – своей немощи, невозможности быть Ему равным в этом⁴⁹. Те, кого мы почитаем за праведников, не отделяют себя от величайших грешников и с радостью готовы служить всем людям: отдавать последнюю рубашку, подставлять щеку⁵⁰. Не в надежде на будущую награду, а исходя из потребности души.

Ермолай задумался. За стенами сеновала начало светать. Короткая майская ночь быстро подходила к концу.

– Что толку мне от моей нищеты, если Глаша с другим, – прошептал он, снова впадая в меланхолию.

Я нарочито рассмеялся:

– Вчера ты прикидывал – не променять ли бедную Глашу на богатую Марфу Игнатьевну, а сегодня без Глаши уж и белый свет не мил?

– Потому как любовь никакой благодатью не заменишь, а коль ее у меня отобрали, то и все остальное бессмысленно.

– Пашка отобрал? Так ты, кажется, назвал соперника?

– Я все просчитал – больше некому.