Заповедь

— Я именно тебя просил заняться следствием. Тебя лично... Убит герой гражданской войны!.. Известный не только каждому жителю в Осетии от мала до велика, но и людям, обитающим далеко за пределами республики. Весть о гибели Мурата Гагаева больно отзовется в сердцах всех советских людей, каждый вправе потребовать от нас объяснения, как это могло произойти. Кое-кто задаст вопрос иначе: как мы допустили, что героя, любимца всего народа убили?! Спрос будет жесткий. И нам несдобровать!.. Ни тебе, ни мне!.. — секретарь в гневе ткнул пальцем в грудь прокурора. — А ты полдня проторчал на месте преступления — и ничего не можешь сказать?! — Голос его взвился, отдавшись звоном оконных стекол. — Мне что, попросить прислать бригаду опытнейших следователей из Москвы?!

Прокурор вздрогнул, поспешно запротестовал:

— Не надо бригаду из Москвы!..

— А как быть?.. Если ты, прокурор, со всем следственным аппаратом респуб-лики не можешь выйти на след убийц, то на кого мне еще рассчитывать?.. Нашелся выскочка, который уже сообщил в ЦК, — продолжал негодовать секретарь. — Звонили из Москвы, спрашивали, арестованы ли убийцы героя гражданской войны? Что мне ответить? Расписаться в собственном бессилии? Там, наверху такое не прощают... Как ты меня подводишь, товарищ прокурор!.. — секретарь в сердцах стукнул кулаком по столу. — Неужели у нас нет ни одного толкового следователя?!

Прокурор оскорбился и... решился. Знал, что секретарю не понравится его версия, знал, что само подозрение героя гражданской войны в такой слабости оскорбит всех, кто его знал и почитал. Предвидел, что никто не поверит в эту версию... Вернее, душа их воспротивится поверить... Так что, теперь ему, прокурору, в угоду политическим установкам заставить себя поверить в заведомую ложь? Раз пойдешь на сделку с совестью, второй, ложь будет наслаиваться и, в конце концов, утвердится в сознании людей, скрыв истину. Заслуживает ли этого Мурат Гагаев, человек, который, невзирая на лица и ситуацию, всегда говорил правду?

И вот теперь, когда смерть настигла героя, неужто можно покрыть его память черной буркой обмана и лжи?! И если случится такое, виновником позора будет он, прокурор, которому поручили узнать причину гибели прославленного героя, а он, выходит, готов дать желательный для властей ответ.

Из-за своей трусости?! И прокурор решился. Начал он не без колебаний, готовый при остром повороте разговора нырнуть опять в свою скорлупу.

— Я вам, товарищ секретарь, буду приводить только факты, а вы уж сами сделайте вывод, — глухо произнес он, не глядя на грозного собеседника. — Странные поступки стали замечать за Муратом еще с сорок пятого года, когда из Берлина, где она закончила войну, возвратилась в Хохкау, родной аул Мурата, Зарема Дзугова... Вы же знаете ее?

— Кто не знает нашу прославленную ученую?! — нетерпеливо воскликнул секретарь. — Но какое отношение она имеет к гибели Мурата?

— Дело в том, что в тридцатых годах они поженились. Но брак их длился всего несколько месяцев. И вот они вновь встретились. У них произошел длительный разговор на берегу речки. О чем — никто не знает. Но многими было замечено, что Мурат стал сам не свой. Нет, он радовался ей, глаз с нее не сводил... Но что-то его тяготило. Зарема уехала, захватив с собой покой Мурата. К нему было не подступиться. Казалось, он полностью ушел в себя.

А недели две назад он устроил скандал ногунальцам, которые не пожелали выйти в поле убирать созревшие помидоры в свой выходной день. И пошло-поехало: Мурат стал ворчать на всех и вся. По любому поводу с полуоборота заводился. И наконец произошел срыв...

В тот день хохкауцы, как положено, все до одного были приглашены на свадьбу в Нижний аул. Как уважаемого, почетного гостя, Мурата усадили по правую руку от тамады.

— А почему не тамадой? — вознегодовал первый секретарь — Им, как положено, назначили старейшего из своей фамилии, некоего... — прокурор заглянул в блокнот: — Кайтазова. Это не понравилось Мурату. Тамада, в соответствии с этикетом осетин, произнес первый тост за Большого Бога, второй — за Уастырджи... Но когда он провозгласил за молодую, только что созданную семью, за их благополучие и счастье, тут Гагаев резко прервал его и гневно, во всеуслышание заявил: «Не тебе говорить о счастье молодых. Ты для этого ничего не сделал, а наоборот, всячески препятствовал тому, чтобы люди имели достойную жизнь». Надо сказать, что в свое время этот Кайтазов был репрессирован как враг народа, отсидел свое в тюрьме, но затем, уже при Хрущеве, попал под амнистию...

— Конечно, Мурату, герою гражданской войны, было обидно не только сидеть за одним столом с таким тамадой, но и быть его правой рукой, — понимающе кивнул головой Скиф.