Заповедная Россия. Прогулки по русскому лесу XIX века

Не далее двух недель тому назад из Полтавы уходил на фронт красноармейский полк. Штаб его помещался рядом с моей квартирой <…>. Во дворе дома, где я живу, есть несколько ореховых деревьев. Это привлекло солдат <…>. Трудно описать, что тут происходило. Влезали на деревья, ломали ветви, и, постепенно входя в какое-то торопливое ожесточение, торопясь, как дети, солдаты стали хватать поленья дров, кирпичи, камни и швырять все это на деревья. <…> Все деревья были оборваны, и только тогда красноармейцы ушли, после торжественной речи командира, в которой говорилось, что Красная Армия идет строить новое общество… [Короленко 1991: 172–177].

Фактически это стихотворение «Сбор орехов» Вордсворта, только столетием позже, к тому же дополненное идеологической непримиримостью и оголодавшей, обезумевшей, озлобленной солдатней.

Этот пассаж Короленко свидетельствует о его непрекращающейся заботе о благополучии людей: он и его соседи беспокоятся, что солдаты разобьют окна, которые починить не удастся. Здесь считывается также некое мрачное раздражение, вызванное несоответствием между идеалами нового общества и разрушением им настоящего, а также озабоченность судьбой самих солдат – не только их голодом, но и утратой «побуждения к труду», которое Короленко упоминает, будучи потрясен масштабом разграблений в стране. Этот отрывок в целом невеселое чтение, что усугубляется нашим знанием истории последовавшего голода, беззаконий и разорений в Советском Союзе. Как и в случае с поваленными деревьями на заднем плане репинского полотна, агрессия тут была направлена одновременно на людей и на их среду обитания. Голод, которому Короленко стал свидетелем в 1891–1892 годах, оказался не самым страшным. Ему не довелось дожить до голодомора на территории Украины, когда сталинский режим использовал «враждебные силы природы» против целого народа. Короленко умер в декабре 1921 года. Его письма к Луначарскому не стали штрихом к его образу в советскую эпоху. Но, как и все написанное этим выдающимся человеком, это наследие, которым русский народ может гордиться.

Также он оставил нам множество текстов о различных местах, о труде, экономике, культуре, о природных условиях, о климате и почве – и каждый раз это были образцовые сочинения подобного толка. Экологическая ли это литература? Хоть Короленко и учился вместе с одним из величайших ученых своего времени, сам он никогда не считал науку своей сферой, полагая, что традиционная для России идейно наполненная публицистика послужит ему более подходящим средством не только для отображения реальности, но и для влияния на общество и изменения его. Перерождение, как он замечает в письмах к Луначарскому, необходимо одновременно душам людей и учреждениям. Язык науки и конкретные факты из области естествознания не играют ключевой роли в прозе Короленко. Значим же для нее своего рода коммунитарный дискурс, в рамках которого ищущий, открытый новому и внимательный наблюдатель-беллетрист записывает все, что видит, впускает в свое воображение встречаемых персонажей и их истории и выражает скепсис, когда считает нужным. Поэт и прагматик в повествовании Короленко всегда рядом – иногда это разные люди (как в отрывке с беседой на берегу Лены, процитированном у Азадовского), иногда же они соседствуют в его собственном повествовании. Что больше всего восхищает в этом «единоличном профсоюзе гражданских свобод» – это его готовность опускаться в глубину – будь то в воды Светлояра или охваченные голодом деревни, которые другие отказывались замечать. Его способность одновременно видеть красоту и нужду, «икону» и ее осквернение, его почти мистическая связь с природой, соседствующая с пониманием того, насколько в реальности природа может быть враждебна, – все это делает Короленко великолепным «направляющим шестом» в нашем собственном поиске ответа на вопрос, что значит перерождать души и учреждения. Или, выражаясь буквально, что значит взращивать гражданское общество и заботиться одновременно о природе и человеческом благополучии.

Глава 5 За разрушенным образом Озаренные леса Михаила Нестерова