Запретная кровь

Сон не шел к нему. В голове, как волчок, крутилась одна и та же мысль: «Умер, умер, умер». Она повторялась, как слова в молитве и в конце концов утратила всякий смысл, став чем-то вроде общего шума, не дающего пробиться ничему другому.

Эрик пытался напевать про себя старую песенку, чтобы хоть как-то отогнать мысли о смерти отца, но все было тщетно.

Как мне, друг, тебя понять?
Ну-ка, брось-ка горевать!
Жизнь моя оборвалась,
Но не смей лить слезы!
Час прощанья уж прошел,
Бой последний был тяжел,
Сколько битв ждет впереди,
И не смей лить слезы!
Не смей лить слезы обо мне!
Танцуй, танцуй, пока есть ноги,
Танцуй, танцуй в память обо мне,
Танцуй, танцуй, забудь тревоги,
Танцуй и пой в смертной тишине!

Умер, умер, умер… Господи, когда уже утро?

Однако и утром не стало легче. Циглер лежал без движения, наблюдая, как ветер колышет ткань палатки. Неподалеку возбужденно ржал Айра, требуя еды.

– Потерпи немного, друг, – обессиленно прошептал Циглер. – Скоро вернется Людвиг и покормит тебя.

Однако подобный ответ коня не устроил, и тот принялся рваться с привязи, пытаясь сбежать на волю. Тогда Циглер все же заставил себя встать и стал успокаивать обезумевшее от голода животное.

Весь день прошел в странном, гнетущем безмолвии. Эрик уже не чувствовал голода, только слабость, и бесцельно наматывал круги вокруг костра, чтобы хоть как-то согреться. Он не мог использовать для этого магию – сил у него уже не оставалось.

Виконт явился на закате, сияющий от самодовольства. Он сидел на козлах сверры, покрытой шкурами, гордо держа в руках вожжи. Повозку тащила серая в яблоках лошадь. Кажется, миртовский тяжеловоз, судя по широкому крупу и мощным ногам.

– Его зовут Кабачок, – представил коня Людвиг. – Теперь он наш!

– Ты принес еды? – спросил Эрик. – Айра помирает с голода.

Людвиг слез с козлов, порылся в сверре и протянул мешок овса. Накормив коня, обережник принялся есть сам: моченые яблоки, хлебцы, жирный козий сыр… Чтобы не разболелся живот, он ел маленькими порциями и делал большие перерывы.

– А это что у нас? – Виконт с любопытством заглянул в котелок. Заячья похлебка, кажется, уже превратилась в заячий холодец. – Пахнет вкусно!

– На вкус отвратительно, – предупредил Эрик.

– Я думал, маги не едят такое.

– Я и не ел. Попробуй – поймешь почему.

Людвиг взял ложку и отковырял себе немного мяса. Сунул в рот. Пожевал. Поморщился, но все же проглотил.

– Могло быть хуже, – заключил он и поставил котелок на огонь, чтобы разогреть. – С хлебом съем. Не выливать же.

– Дело твое, – пожал плечами Циглер и уселся на бревно.

От еды в животе расходились приятные волны тепла. Даже стало чуть легче на душе. Совсем чуть-чуть.

– Ты плохо выглядишь, – серьезно произнес Людвиг и сел рядом. – Что-то случилось, пока меня не было?

«…умер, умер, умер…»

Эрик распахнул пасть, чтобы сообщить виконту скорбную новость про отца, однако тут же остановил себя. Какое виконту до этого дело? Почему люди думают, что если горем делиться, то сразу станет легче?

– Я кое-что узнал, – ответил он, надеясь увести разговор в другое русло. – Теперь я знаю, где искать Эйлит.

Вигги поперхнулся едой.

– Откуда?..

– Встретил летуна, тот все рассказал. Лорд-Магистр устроил что-то вроде временного тумана…

– Бастат, – перебил его Людвиг. – Он что, использовал его?

– Что это?

– Артефакт, позволяющий управлять временем внутри тумана. Только вот чтобы зарядить его, нужно принести множество человеческих жертв… Черт, я не думал, что он на такое решится!

– Так или иначе, Эйлит вернула себе человеческий облик. Сейчас она в Бъерне.

– Значит, нам нужно туда.

Что он скажет матери?.. «Не смей лить слезы».

* * *

Бъерна, наконец-то! Еще пару месяцев назад он был бы как никогда рад очутиться в родном доме, но сейчас… Сейчас все, буквально все, напоминало ему о времени, что он упустил.

Темный силуэт Бъерны возвышался на Медвежьем холме. Три линии крепостных стен опоясывали холм, в узких окнах пузатых башен уже горел свет. Деревенька же, что раскинулась под холмом, была подозрительно темна и тиха. В знак траура все позакрывали ставни, не давая свету лучин и фонарей пробиться наружу.

Дорога, наезженная санями и утоптанная лошадиными копытами, слегка вихляла, огибая покрытые изморозью валуны, похожие на наконечники стрел. Вернее, это были поминальные камни: на каждом из них написаны имена солдат и магов, погибших в битвах, только из-за ледяной корочки их теперь не разглядеть.