Запреты (СИ)

Эвента обессилено прислонилась к глиняной стене. Никто не стал ее слушать. Никому не было дело до того, что случилось. Вот если бы этот сосед изнасиловал ее и тем самым покалечил — да, это было бы воровство у соседа Ба, а значит, оскорбление, и следовательно — наказали бы его. А раз девка жива, о чем речь?

— Ну что, вкусное было ухо? — раздавались смешки со совсем сторон, и Эвента морщилась, желая на время забыть язык Афсар, — перекусила? Наверное, тебя плохо кормят в доме Ба!

Она знала, кто смеется громче других. Те самые, что засматривались на нее не меньше рискнувшего пристать соседа Ду. Другие молчали. Многие сочувствовали девушке-рабыне: её сегодня явно ждала не легкая ночь. Наверняка разъяренный хозяин захочет отвести душу на своей собственности, причинившей ему столько неприятностей.

Но никто не знал, что чувствует сам хозяин. Непроницаемое лицо Ба Саргуна ничего не выражало, когда он вышел из двора своего дома, в полном традиционном облачении и обновленной краске.

Точно так же, спокойно и без малейших признаков страха или нервозности, он подошел к дверям двора Ду, где опустился на колени, уперся кулаками в землю и принялся ждать.

Долго ждать не пришлось. Из-за точно такого же низкого заборчиками показался афс лет пятидесяти — насколько Эвента разбиралась в возрастных изменениях этого народа — с длинным кнутом в руках. В отличие от того, какой висел на видном месте в доме Ба Саргуна, у этого было три грубо сработанные деревянные колотушки на кончике, и выглядел он значительно более зловещим оружием наказания.

Не было произнесено ни слова, ничто не предвещало первого удара — лишь любопытная толпа соседей и соседок, выглядывающих из своих дворов и закутков и рассевшихся по заборчикам. Представитель семьи Ду замахнулся и с размаху опустил кнут на спину Ба Саргуна. Эвента вскрикнула и прижала руки к губам.

Она и не подозревала, как ужасно это выглядит со стороны. А афс Ду, ничуть не смущаясь и не замедляя темп, бил и бил, равномерно нанося все новые кровавые полосы на спину своего соседа.

Э-Ви стало плохо. С каждым следующим ударом она ощущала приближение тошноты — а ведь ее не укачивало даже на муле. На спину хозяина она и вовсе не могла смотреть, ведь та представляла собой одну сплошную рану. Лохмотья окровавленной кожи со следами татуировок, прилипшее к потной шее Ба Саргуна волосы с костяными украшениями…

Когда экзекуция закончилась, Ба Саргун встал не сразу, но никто из наблюдателей не сделал и попытки помочь ему. Но он поднялся сам. Слегка пошатываясь, деревянными шагами он приблизился к своему палачу, молча передал ему звякнувший кошелек и двинулся в свой двор.

На его бледное, в капельках пота лицо Эвента смотреть не стала. Она так и осталась сидеть возле забора, не в силах двинуться и справиться с охватившей все тело слабостью и дурнотой.

В дом ей заходить не хотелось, но оставаться на улице не хотелось тем более. В комнатке на кушетке лицом вниз лежал Ба Саргун, над ним, закусив тонкие губы, склонилась бабуля. Появление рабыни она не одобрила.

— Уйди, — прошипела старуха, склонившись над спиной внука. Афс зарычал от боли, когда она принялась вынимать занозы из его ран, щедро поливая раны водой.

— Я хочу помочь.

— Помогла! — беззубый рот бабушки Гун ощерился, словно пасть дракона, — помогла! Подожди, я возьму в руки кнут!

— Бабушка, можешь не говорить с этой, — сквозь стиснутые зубы подал голос Саргун, — не ругай её. Она неразумна. Ты не ругаешь коз.

Бабуля Гун качала головой.

— Коза умнее этой рабыни, — высказалась она, — когда у нее нет рогов, она не бодается.

— У меня тоже есть честь, — глотая слезы ярости, ледяным тоном ответствовала Эвента, не двигаясь с места, — я не знаю, что делают ваши женщины, когда нарушают их арут, но я делала все правильно, и в моей земле за это не наказывают!

Бабушка и внук одновременно повернулись и взглянули на нее, на какой-то момент схожие до невероятности. Возможно, их удивила мысль о том, что у рабыни возможна честь или свое представление о ней, а может быть, это было что-то иное; старуха, скорее всего, и не поняла половины из сказанного, ведь от волнения девушка вмешала в речь немало хинских слов. Бабуля Гун, закончив со спиной Саргуна, ушла на кухню, и оттуда раздавалось грозное хлопанье всем подряд и звон посуды, да еще ее свирепое ворчание. Эвента села около кушетки Саргуна.

Ей было и стыдно, и обидно, и в то же время она гордилась одержанной победой, сколько бы за нее ни заплатили другие.

— Я злой на тебя, — сказал Ба Саргун, морщась и пытаясь лечь удобнее, — пусть сосед Ду утопает в выгребных ямах — но теперь нет денег. Хотел бы я побить тебя. Не буду.

— Почему не побьешь? — спустя какое-то время спросила Эвента. Ба Саргун хмыкнул.

— Толку мало.

— Что со мной будет?

— Пойдешь работать.

Наверное, он спиной чувствовал ее колебание, потому что поднялся на локтях, поморщившись, и посмотрел через плечо.

— Будешь чистить везде, — без злорадства сообщил он, — подметать дворы у соседей. Носить хворост. Плести корзины. Стирать. Будешь делать все, чтобы нам было что есть.