– Заметно? – вздохнул Вениамин. – Вроде бы чистил… – и пояснил: – Вы же вчера меня на Барсиков диван уложили. Просыпаюсь утром, рядом кто-то тёплый, думаю – жена, обнял и шепчу ласково: «Ты уж прости, Зиночка, за вчерашнее…» А Барсик меня – языком по морде…
…Паспорт Андрею прислал через пару недель какой-то доброхот: советским людям чужие документы были ни к чему – ни кредит по ним не получить, ни фирму-однодневку открыть, да в те годы, правда, таких и не было…
Принесённое тогда Карповым они так и не допили, вовремя вспомнив мудрое присловье, гласящее, что неправильный опохмел ведёт к запою. Оставшуюся непочатой бутылку засунули в сумку Зубцова: мол, дорога до Омска неблизкая, пригодится. И вот теперь Олег вновь держал её в руках. Чудеса…
– Ты что же, столько лет хранил её? – спросил он. – Но зачем?
– Мне тогда мама такой втык дала, что не до коньяка было, – усмехнулся Андрей. – Бутылку отобрала и спрятала за книгами на нижней полке шкафа. А я вчера сунулся туда кое-что посмотреть и вижу: стоит, родимая!
– Двенадцать лет этот коньяк томился в дубовой бочке, – задумчиво сказал журналист, – потом ещё бог знает сколько лет в бутылке. За это время уже эпоха сменилась, страна совсем другой стала…
– Боишься, что испортился напиток? – подмигнул ему друг. – Давай проверим.
– Не возражаю, – согласился Алексеев. – А ты под это дело расскажи, зачем обзавёлся этой шикарной сединой.
– Ну, коли интересно, слушай, – не стал спорить Зубцов. – Я в последнее время, как ты знаешь, работал в Восточной экспедиции своего института. Финансирование год от года, как и везде, всё хуже и хуже, вот и пришлось нам, чтобы зашибить хоть какую-нибудь денежку, выполнять сторонние заказы. В начале лета понадобилось мне слетать за пару сотен километров – там один бизнесмен решил разведением и выращиванием омуля заняться. Дело, в общем-то, не новое, но нужно было водоёмы проверить, их температурный режим и прочее, что тебе совершенно неинтересно.
Буржуй тот под это дело самолёт предоставил. Я его на аэродроме сразу увидал: ярко раскрашенный монопланчик на двух человек. Рядом пилот стоит, сказал, что его Пашей зовут. Забрался я в кабину – тесновато, но терпимо, правда, под ногами бутыль с подсолнечным маслом всё время путается, лётчик пообещал своей не то родственнице, не то знакомой её привезти. Хотел я поначалу попросить выбросить эту бутылку к чёртовой матери, но потом решил потерпеть. И, как оказалось, не зря, потом это масло нам очень даже пригодилось…
Ну вот… Пробежал наш «воробушек» по взлётной полосе, поднялся в воздух. Высоко Павел забираться не стал, летим под облаками, внизу, как и полагается, «о чём-то поёт зелёное море тайги»[19]. В песне звучит всё романтично, а на самом деле достаточно скучно – деревья там стоят плотно, что происходит на земле, не разглядишь. Я от нечего делать карту рассматриваю. Внизу озеро появилось здоровенное, выглядит как-то неуютно, смотрю: точно, есть такое на карте. Мёртвым называется.
– Почему? – спросил журналист.
– А в нём даже рыба не водится. Мы, кстати, хотели выяснить, в чём причина, но времена изменились, и не до того стало. Ну вот… Аккурат над этим озером всё и случилось: не то орёл в наш самолёт врезался, не то мы в него…
– Орёл? – переспросил Олег.
– Может, родственник его какой, я как-то и не разглядел, – пожал плечами Зубцов. – Мелькнул рядом какой-то силуэт, а потом – сильный удар… Что с этим пернатым террористом случилось, не знаю, но самолёту нашему столкновение явно не пошло на пользу. Мотор заработал с перебоями, то взвоет, то совсем замолчит. Павел матерится, за разные ручки дёргает, но толку с этого – почти что ноль. А я думаю: пора в панику впадать или ещё подождать… Ты наливай, наливай, коньяку вредно долго стоять открытым!
– А дальше что было? – спросил Алексеев, исполнив распоряжение друга.
– В пике мы, к счастью, не свалились, но на воду хлопнулись так, что у меня зубы лязгнули и в глазах потемнело. Очухались немного, огляделись – левый берег чуть на горизонте виден, до правого метров семьсот, а то и поболе. Ситуация дурацкая. Павел утверждает, что самолёты этой системы не тонут, но я-то вижу, что корпус отлетавшего своё «воробья» всё глубже в озеро погружается. Спрашиваю летуна, нет ли у него ракетницы. Нет, отвечает, только пистолет Макарова, который в обязательный комплект лётчика здесь входит. Ну, толку от него, сам понимаешь, никакого… А вода уже в кабине хлюпает. Говорю Паше: плыть надо, а то некому будет иск навравшим изготовителям самолёта предъявлять, свидетелей не останется. А он позеленел весь и признаётся, что плавает плохо, поскольку рос в Средней Азии, а там этому делу особо не научишься. Давай, говорит, ещё подождём, вдруг кто-нибудь появится… Ждём, самолёт всё глубже погружается, того и гляди, совсем нырнёт. Наконец и до Павла дошло, что мы вот-вот на корм рыбам пойдём. Хотя, что я говорю? В этом же озере рыба не водится… Слушай, ты будешь наливать или нет?
Андрей придирчиво проследил за тем, как янтарная жидкость перекочёвывает в рюмки, и продолжил свой рассказ: