Зарубежный детектив 1979

Буянт потер затекшие кисти рук, скинул ватник и надел ко­роткополый дэли на мерлушке. Быстрым шагом вышел из хаша­на и сел на одну из лошадей. Весь вид его, казалось, говорил о покорности судьбе. «Хорошо, что они везут меня ночью. Если бы это было днем, араты забили бы меня насмерть камнями: я сделал немало, чтобы заслужить их ненависть. Неужели это ко­нец? Нет, господа, точку на мне ставить еще рано. Провожа­тый — человек зеленый, обмануть его будет нетрудно. В общем, хорошо, что сейчас ночь». — Буянт закрыл глаза и замурлыкал сквозь стиснутые зубы что-то заунывное.

—        Послушайте, мое дело кончено. Развяжите мне руки. Даю слово, не убегу. При малейшей попытке к бегству прошу стре­лять в меня.

Ванчиндорж подъехал к Балдану.

- Китаец, наверное, совсем закоченел. Давай развяжем. Нас двое, не убежит.

- Развязывай.

Когда Буянту развязали руки, он заметно повеселел, стал разговорчив, начал даже шутить.

—        Знаете, я здесь почти десять лет проторчал. Если расска­зывать о том, что я успел сделать по заданию японской развед­ки, то и дня и ночи не хватит. Да здесь и не место, и не время для подобных рассказов. Но посудите сами, разве это не ко­щунство судьбы, не игра случая?! За все время я так и не пе­редал своим хозяевам ни одного особо ценного материала. Хотел сам их доставить, денег за них мне обещали много. И вот конец...

- Почему вы, китаец, поступили на службу к японцам в разведывательное управление? — поинтересовался Балдан.

- Что я могу сказать? Я был беден. А все бедные прежде всего думают о своем желудке. Я, как и большинство моих со­отечественников, — раб желудка своего. На что только не тол­кает людей голод.

Балдана подобными разговорами не разжалобить... До рассвета ехали молча тихой рысью. Кони устали, утоми­лись и всадники. Страшно хотелось спать, отяжелевшие веки са­ми опускались на глаза. Буянт раскачивался в седле, словно пьяный, делая вид, что спит. «Хитрюга. Почти сутки прохрапел на лежанке у себя дома. А теперь ждет удобного момента. Ну, жди». — Балдан изо всех сил старался преодолеть дремоту, то привставая на стременах, то насвистывая какую-нибудь мелодию.

— Друг, сон меня одолевает со страшной силой. Смотри за этим типом в оба, — шепнул он Ванчиндоржу.

Лошади шли шагом. Буянт ехал впереди, все так же мерно покачиваясь в седле. За ним шел следом конь Ванчиндоржа. Бал­дан замыкал шествие.

Вдруг в предутренней тиши громовым эхом прокатился звук выстрела, и следом за ним по усохшей на солнце дороге засту­чали копыта. Балдан очнулся. Устремляясь к лесистой пади, га­лопом скакал Буянт, на земле неподвижно распласталось тело Ванчиндоржа. Все произошло в считанные секунды. Балдан при­шпорил коня и помчался наперерез Буянту. Под ним был луч­ший конь из табуна хамба-ламы. Расстояние между Балданом и китайцем быстро сокращалось. Буянт, размахивая наганом Ван­чиндоржа, что-то кричал. До леса было недалеко, китаец рассчи­тывал скрыться. Казалось,   фортуна   вновь   ему   улыбнулась. Но Балдан настигал врага. Буянт выстрелил и первым же выстре­лом, почти не целясь, сбил с Балдана шапку, выстрелил еще не­сколько раз, но промахнулся. Балдан с тяжелым стоном, вырвав­шимся из самой глубины сердца, прицелился, выстрелил, и конь под Буянтом, дико всхрапнув, перекувыркнулся через голову, от­швырнув тело седока на несколько метров. Балдан поскакал к ки­тайцу, перевернул его на спину, из угла рта тоненькой струйкой стекала на землю кровь.

—        Из-за этого паршивого китайца такого   коня   застрелил! Встать! Быстро! Хватит притворяться.

Китаец продолжал лежать неподвижно.

—        Если сейчас же не встанешь, пристрелю, как последнюю собаку. Ну!

Буянт заворочался, встал на четвереньки, вытер руками рот, исподлобья глядя па Балдана, и вдруг, встав на колени, запричи­тал, раздирая на груди дэли:

—        Убейте меня, я не человек, застрелите меня!

—        Хватит играть спектакль, насмотрелись уже! Балдан на этот раз крепко связал ему руки за спиной, прице­пив длинный конец веревки к своему поясу. Посадив китайца на своего коня, он пошел к тому месту, где оставил товарища. Ван­чиндорж пришел в себя и лежал на спине, зажимая ладонью ра­ну на голове.

—        Жив, друг? — обрадовался Балдан.

- Оплошал я, сон сморил, проклятый, — винил себя Ван­чиндорж. Его жег стыд.

- Ничего, друг. Хорошо, что голова цела. А рана пустяко­вая, как говорится, до свадьбы заживет. На мне рубаха тонкая. Сейчас перевяжу тебя, и двинемся дальше.

Он посадил Ванчиндоржа позади себя, привязал к седлу по­вод коня, на котором сидел китаец, и они двинулись в путь.

Дорога шла степью, пересеченной грядами высоких холмов, поросших лиственницей, на самом горизонте синели подернутые дымкой отроги гор. Легкий ветерок играл высокой травой, слов­но кудрями ребенка. Кругом ни души. Простор, тишина и спо­койствие под ослепительными лучами солнца на ярко-голубом безоблачном небе.

Через пару часов они доехали до развилки.