— Забавно, ей-богу, только человек пытается доказать профессионалу, что он плохо справляется со своими прямыми обязанностями, как его тут же обзывают сумасшедшим, маньяком и идиотом.
— Черт побери! Никто вас не просил заниматься частным сыском!
— Что вы об этом знаете?
Произошла заминка, которой я и не преминул воспользоваться:
— Пока вы тут терпеливо выслушиваете разглагольствования Налье, в тюрьме сидит невинный человек.
— Это вы так считаете.
— И я это докажу!
— А пока что воздержитесь от оскорблений в адрес ваших сограждан!
— Мне такие сограждане не нужны, разбирайтесь с ними сами, дорогой комиссар. Но чтобы вас успокоить, могу поклясться, что у меня нет ни малейшей охоты встречаться ни с Налье, ни с Беду.
— Давайте поговорим о Беду.
— Как-то не тянет. Он мне столь же отвратителен, как и Налье.
— По какому праву вы заявили ему, будто знаете, кто убил банковских служащих и что Турньяк ни при чем?
— Ничего не может быть проще: потому что так оно и есть.
— Доктор, только наша давняя дружба может уберечь вас от больших неприятностей. В ваши-то годы строить из себя народного мстителя!
— Господин комиссар, когда вы доживете до моих лет, на которые только что не слишком учтиво намекнули, то поймете, что чувство справедливости живет в сердце долее всех прочих. И когда те, что почитают себя профессионалами, не справляются со своим долгом, за дело берутся честные люди!
Лаволлон, побагровев, пробулькал:
— Убирайтесь… отсюда… доктор… я… боюсь… иначе… мне придется… принять меры!
Ярость настолько ослепила меня, что и не помню, как добрался до дому. Так, значит, Лаволлон теперь на стороне Налье и Беду. Тут мне пришло в голову, что у него, собственно, и не было оснований разделять мою веру в невиновность Пьера. А я-то, считавший себя поборником справедливости, вел себя по отношению к комиссару отнюдь не справедливо. Реакция Аделины, которой я поведал о своей стычке с Лаволлоном, меня ничуть не успокоила. Она кляла на чем свет стоит всех полицейских, вместе взятых, и укрепила меня в решимости продолжать борьбу.
После обеда я предался сиесте в расстроенных чувствах.
Едва я погружался в сон, как немедленно оказывался перед трибуналом, состоявшим из Лаволлона, Налье и Беду. От их издевательств я просыпался в холодном поту. Я вынужден был встать и выпить стакан воды, совершенно противопоказанный для пищеварения, но зато приведший меня в чувство.
Телефонный звонок вывел меня из мрачных раздумий. Звонил Гажубер. Лаволлон тут же выветрился у меня из головы.
— Доктор, мы проверили факты, на которые вы нам указали… С сожалением должен сообщить, что они не подтверждают ваших предположений. Установлено, что ваш коммерсант действительно содержит любовницу, но вовсе не на широкую ногу, а меховая шуба, о которой вы говорили, — из гардероба тулузской подруги, которая получила в подарок другую. Так что тут не мотовство, а, напротив, скорее бережливость. Как бы там ни было, но ваш знакомец предусмотрительно выбрал себе любовницу тех же габаритов, что и его законная супруга. Не правда ли, хитрый малый, да и разборчивый? Картежник в самом деле здорово проигрался, он и сейчас еще не разделался с долгами в нескольких домах, но тем не менее понемногу их выплачивает. Его заведение после интересующего нас события ни процветает, ни хиреет. И наконец, страхагент купил себе «мерседес», но машина подержанная. Что касается его фирмы, то неудачную сделку ему простили и в целом им вроде бы довольны. Но все же он собирается уйти с этой работы и попытать счастья в других краях.
Итак, доктор, не представляется возможным доказать, что образ жизни трех подозреваемых существенно изменился со времени известных событий. Чтобы вас утешить, скажу, что, с другой стороны, нет никаких доказательств, что мы не имеем дело с ловкими и чрезвычайно осмотрительными людьми, которые только выжидают время, чтобы в полной мере насладиться плодами преступления. Не исключено, что коммерсант поправил свои дела благодаря небольшим вливаниям неправедных сокровищ, что банкир расплачивается с долгами из того же источника, а счастливый жених делает первые осторожные шаги на пути к богатству так, чтобы никто не спросил у него отчета. Вот и все, что я хотел вам доложить, доктор.
— Спасибо, комиссар.
— Вы, наверно, разочарованы?
— Весьма… Я думал, что уже близок к развязке, а выясняется, что даже и с места не сдвинулся.
— Вы знаете, многие полицейские приходят к такого рода выводам.
— Но я думаю о том, кто сейчас сидит.
— Если он невиновен.
— Если он невиновен… В любом случае я вам признателен, что вы рассмотрели мое заявление, и прошу вас извинить за причиненное беспокойство.
— Не извиняйтесь, доктор, это наша работа. До свидания.
— До свидания, комиссар.