— Ага, значит, теперь я должна давать отчет не только мамочке с папочкой, но еще и сестричке! Сама себе удивляюсь, как я вам всем не врезала! Мы с Налье женимся, потому что нравимся друг другу, и точка! Мы долго тянули, потому что хотели удостовериться, что наше чувство взаимно, а заурядный флирт превратился в настоящую любовь. К тому же налет Турньяка стал серьезным испытанием для карьеры Жильбера, ему понадобилось время, чтобы укрепить свое положение и вернуть доверие начальства, сейчас он этого наконец добился. Вы тут говорили о моем обращении с Пьером — так у меня была депрессия, я подумала, что выйду за него — и у меня будет спокойная, хотя и скучноватая жизнь. Тогда мне больше всего хотелось покоя. Вы довольны, доктор?
— Последний вопрос, если можно?
— Пожалуйста!
— Вы собираетесь остаться в Альби?
— Конечно, нет! Хватит с меня Альби! Скорее всего мы переедем на побережье. Что, удивлены?
— Ничуть. Элизабет так мне и говорила.
— А откуда ей знать?
— С ее точки зрения, ваше решение совершенно закономерно и единственно возможно. Я повторяю, девочка много размышляет, и совпадения, которые ставят нас в тупик, ее совсем не смущают.
— Бог в помощь! Пускай себе размышляет до посинели я, только нас оставит в покое! Эта зануда зла на всех за то, что мы не калеки. Ненавижу ее!
— А вот Элизабет не умеет ненавидеть. Но она страдает из-за Пьера.
— Я не заставляла его убивать и грабить!
Притворно-нежным голосом я мягко заметил:
— Слушайте, Мадо… Ведь вы не хуже Элизабет знаете, что Пьер ни в чем не виноват.
В мгновение ока девица превратилась в фурию и налетела на меня, задыхаясь от крика:
— Кто же тогда? Говорите, ну, говорите же!
Я спокойно отстранил ее:
— Час правды еще не настал!
— Проваливайте!
— Простите, что вы сказали?
— Плевать я хотела, что вы доктор, говорю вам, проваливайте немедленно!
Эдуард воскликнул:
— Мадо, с ума ты сошла?
Жермена выросла перед ним:
— Она права! Нас оскорбляют в нашем же доме, а ты и пальцем не пошевелишь! Ну и не мешай другим, если сам не в состоянии дать отпор!
Бедняга Пуантель бросил на меня жалобный взгляд. Я улыбнулся ему.
— Не беспокойтесь, господин Пуантель, я ухожу.
Дойдя до двери, я повернулся и с наигранной самоуверенностью, но не повышая голоса, сообщил:
— Час пока не настал, но будьте покойны, мадемуазель Пуантель, он настанет!
Захлопнувшаяся дверь избавила меня от проклятий, посыпавшихся вслед.
Пуантель догнал меня на площади Сен-Сесиль. Ему было ужасно неловко.
— Доктор… Простите нас… Эти женщины… они… ну словом, мне с ними не справиться… Не могу я им перечить… Скажите… Можно мне повидаться с Элизабет?
— Разумеется.
— Спасибо… Между нами говоря, мне этот брак тоже совсем не по вкусу… Но Налье, видать, устроил свои дела, раз купил новую машину — «мерседес», ни много ни мало.
— Может, заключил выгодную сделку?
— Надо полагать… Все кругом делают деньги, только я один должен жить на зарплату… Да я не завидую… Разве из-за Жермены, понимаете?
— Еще бы!
Уже на набережной Шуазёль я задал ему вопрос:
— Что вы хотели сказать вашим «все кругом»?
— Я имею в виду тех, с кем я вижусь… Ну вот мой хозяин, господин Беду…
Сердце мое забилось сильнее.
— Раньше он все цапался с женой, а теперь просто как два голубка… В семье мир и покой… А все потому, что купил жене меховую шубу, думаю, она ему стала в копеечку.
— Он что, распростился со своей тулузской подругой? Как бы не так! Ездит к ней два раза в месяц.
— На поезде?
— На машине, вместе с господином Шапезом, который заезжает за ним на склад.
Я с трудом прошептал:
— А что, у Шапеза тоже открылась тайная страсть?
— Да, но не к женщинам, а к картам. Кажется, он здорово проигрался… Скажу вам по секрету, не хотел бы я держать свои денежки у него в банке.
Едва вернувшись домой, даже не раздеваясь, я бросился звонить в тулузское управление уголовной полиции и, к счастью, сразу застал Гажубера. Очень удивившись, он согласился принять меня послезавтра в одиннадцать утра. Садясь за стол, я крепко обнял Элизабет, чем слегка ее изумил.
— Ты умнее всех на свете, доченька.
На следующий день, еще до полудня, мы сидели у кресла Элизабет и вместе с Аделиной потягивали ратафию (ее тайная страсть к этому ликеру не такая уж тайна). В дверь позвонили, и Аделина, которая не выносит, чтобы ее отвлекали, пока она предается своей греховной слабости, чертыхаясь, пошла открывать. Скоро она вернулась вместе с Жильбером Налье, который держал в руках красивый сверток. Я почувствовал, как напряглась Элизабет, да и мне самому было непонятно, с чего это вдруг в моем доме оказался человек, которого я в жизни к себе не приглашал. Он поздоровался со мной, поздоровался с Аделиной, слегка потрепал по щеке мою дочь.