Зарубежный детектив

— Доктор, я позволил себе нарушить ваш покой, поскольку решил во что бы то ни стало, хотя я здесь вроде бы и ни при чем, принести вам извинения от имени семейства Пуантелей. Невеста рассказала мне, какой вам был оказан прием, я был весьма озадачен, ведь они все вас боготворят. Да, да! Мадо только о вас и говорит, а госпожа Пуантель утверждает, что в жизни не обратится к другому врачу, если, не дай Бог, с ней случится что-нибудь серьезное.

Я не стал его прерывать, но и не торопился прийти ему на помощь, когда красноречие его постепенно иссякло. Теперь он запинался.

— Когда я узнал о вчерашней сцене, сначала я просто не поверил, потом списал все на нервозность Мадо. Она вот-вот выйдет замуж, покинет домашний очаг, родителей… ну, вы понимаете?

— Ваша невеста, по-моему, не производит впечатления чувствительной натуры, а?

— Мне кажется, вы не правы, доктор, если позволите… Мадо очень сентиментальна.

Вмешалась Элизабет:

— Мадо всегда была несчастна, потому что никого никогда не любила. Нельзя быть счастливым, когда никого не любишь.

Замечание малышки остудило страсти. Налье попытался издать веселый смешок, но он получился каким-то сипатым.

— Ты еще очень юна, Элизабет, чтобы судить взрослых. Вот подрастешь и узнаешь, что бывают обстоятельства, когда приходится поступать не самым лучшим образом. Я знаю, ты была очень привязана к Турньяку… Ты, конечно, не могла предвидеть, как все повернется, да и никто не мог… Вот я принес тебе конфет…

— Не хочу.

— Почему?

Она подняла на него свои чистые глаза.

— Не буду есть конфет, пока Пьер в тюрьме.

Я увидел, как задрожали ноздри у нашего гостя. Он был в ярости, и я уже спрашивал себя, как обойтись с ним, если он поднимет на малышку руку. Но достаточно было одного взгляда на экономку, от моего беспокойства не осталось и следа. Она тоже наливалась изрядным гневом, и случись Налье опрометчиво выказать свои агрессивные намерения, ему бы не поздоровилось.

— Ты злишься на свою сестру, да? И поэтому злишься на меня?

— Нет. Мне жаль вас обоих, и я иногда плачу по ночам, когда думаю о вас и Мадо…

— Что за нелепость!

— Вы ведь страдаете оттого, что засадили Пьера в тюрьму?

— Мы? Ты что, спятила?

— Да нет, хотя все возможно.

— Да объясни же наконец! Или я…

Вскочила меднолобая богиня справедливости — наша Аделина и переспросила:

— Или вы… что?

— Чертова девчонка!

— Потому что говорит правду?

— Да какую там правду, черт подери!

Экономка профырчала:

— Вы бы не могли выбирать выражения в нашем с доктором присутствии, да еще перед ребенком, а?

— Вы тут все сговорились…

— Мы сговорились? Да никакого сговора не было и нет, молодой человек. Элизабет считает, что убили банковских служащих вы, украли зарплату тоже вы, а помогала вам Мадо, и теперь вы вынуждены на ней жениться, боясь, как бы она на вас не донесла!

На лице Налье поочередно сменились все цвета радуги, а рот то судорожно открывался, то закрывался, но ему так и не удалось издать сколько-нибудь членораздельный звук.

Наконец он прохрипел:

— Я! Мы! Позор! Как вы смеете… Доктор! Вы — свидетель!

— Тысяча извинений, но свидетелем быть не могу.

— Вы не… а почему?

— Потому что придерживаюсь того же мнения, что моя экономка и Элизабет.

— О! Вы… вы обвиняете меня в… убийстве?

— И в ограблении!

В бешенстве Налье швырнул свой сверток об стену, конфеты разлетелись по полу. Он нахлобучил на голову шляпу и вне себя пригрозил:

— Вы еще обо мне услышите!

Я с издевкой ответил:

— Из прессы, по-видимому?

Он с таким треском захлопнул за собой дверь, что затрясся весь дом. В тишине, установившейся после его громоподобного ухода, Элизабет сказала:

— Подбери конфеты, Дидина.

— Я думала, ты их не любишь.

— Смотря кто угощает.

* * *

Комиссар Гажубер выслушал меня, ни разу не перебив. Когда я закончил, он сперва раскурил потухшую трубку, а затем поделился со мной своими соображениями.

— Нельзя не признать, что ваша версия звучит очень правдоподобно. К сожалению, сомнительны сами посылы: виновен не Пьер, а три весьма почтенные гражданина Альби, один из которых занимает достаточно заметное положение в городе. Боюсь, что симпатия к осужденному подтолкнула вас к весьма поспешным и по меньшей мере рискованным выводам. Я, безусловно, обращусь в тулузское управление страхового общества, где служит Налье. Наши люди справятся о тулузской подруге Беду и заглянут в игорные дома, чтобы узнать, сколько денег спустил там Шапез и когда. Не скрою, доктор, что берусь за это не только ради вашего удовольствия, но и потому, что дело оставило неприятный осадок.

Провожая меня, он добавил:

— И все же, доктор, не возлагайте слишком больших надежд. Добиться пересмотра очень непросто. Нужны новые доказательства невиновности Турньяка, а это…

* * *