И все же два обстоятельства по-прежнему не находили объяснения. Как Налье мог рассчитать, что Пьер вернет машину Беду до часа, назначенного для налета? Откуда он узнал, что в банке не были записаны номера купюр? В обоих случаях риск был самоубийственный. Очень долго мне не удавалось одолеть эти препятствия, пока наконец я случайно не вспомнил разговор Пуантеля о серьезных тратах Беду в Тулузе. Неужели коммерсант был в сговоре с Налье? Если да, то все вставало на свои места. Как только машина оказалась в гараже, Беду позвонил страхагенту, которому оставалось только ее забрать, совершить свое злодейское нападение, дав возможность свидетелю записать номер машины, якобы взятой Турньяком. Значит, дело только за незаписанными банкнотами. Невозможно представить, чтобы Мадо наводила справки о них у своего жениха, он бы наверняка насторожился. Вдохновившись своей версией, я предположил, что и Шапез тоже был соучастником ограбления. Я понимал, что захожу слишком далеко, но тем не менее… тогда бы прояснилась и забывчивость с номерами купюр, благодаря чему деньги вышли из-под контроля. И все же я не смел вполне поверить в свою правоту.
Я был изнурен долгой борьбой с самим собой, мне необходима была разрядка, но в то же время я ликовал, словно помолодев на несколько лет.
Я столько исходил по улицам родного города, что никогда заранее не задаюсь вопросом, какой путь избрать. Ноги сами несут меня, и я не всегда отдаю себе отчет, куда иду. Но как бы я ни шел, я всегда оказываюсь на бульваре Генерала Сибия. В этот вечер, как обычно, я решил зайти к Пуантелям, невзирая на поздний час и на то, что со времени переезда Элизабет ко мне я у них больше не бывал.
Меня приняли учтиво, но сдержанно. Один только Эдуард поинтересовался здоровьем дочери, чем заслужил замечание жены:
— Уж если бы Элизабет заболела, доктор как-нибудь дал нам знать, будь спокоен! Мог бы сам сообразить, дорогой муженек…
Поздоровавшись со мной ледяным тоном, Мадо продолжала накрывать на стол, давая понять, что мое присутствие не слишком желательно. Поскольку никто не спросил о причине моего позднего визита, я решил взять быка за рога.
— Экономка сказала, что по городу идут разговоры о свадьбе Мадо.
Упомянутая Мадо повернулась ко мне и нахально бросила:
— Никакие это не разговоры, доктор, а сущая правда. Через месяц я стану госпожой Налье!
— Вот оно что!
Столь же напористо дочь Пуантелей продолжала:
— Что, удивлены?
— Да, отчасти.
— А почему, скажите, пожалуйста?
— Потому что, оказывается, Элизабет все поняла гораздо раньше меня, обидно, что девочка утерла мне нос. Она уже давно предвидела ваш брак с Налье, причем знала, что до приговора свадьбы не будет.
Мадо окончательно вышла из себя.
— Какого черта эта зараза лезет не в свои дела?
— Она любит Пьера Турньяка.
— Тем хуже для нее.
— Ее потрясло, что Пьера осудили, хотя он и невиновен.
— Ах вот что!
— Знаете, Мадо, дети острее взрослых реагируют на несправедливость.
Тут встряла Жермена Пуантель:
— Но где, по-вашему, несправедливость?
Мадо ухмыльнулась.
— Брось, мама. Ты же видишь, он пришел наговорить нам гадостей. Валяйте, валяйте, доктор!
Эдуард собрался было прийти мне на помощь.
— Мадо, не смей разговаривать таким тоном!
— А ты, папа, поделишься своими соображениями, когда я тебя спрошу. Ну, доктор?
— Элизабет удивляется, что вы так долго тянули со свадьбой.
— С чего это я должна перед ней отчитываться?
— Конечно, не должны, но понимаете, все ее реакции продиктованы несправедливым, с ее точки зрения, осуждением Турньяка.
— По-моему, мнение паршивки в инвалидном кресле мало кого волнует.
— Пока другие часами играют и развлекаются, она сидит и думает.
— Что это значит?
— Что у нее есть время тщательно продумывать мысли, которые приходят ей в голову, а когда вывод кажется ей нелогичным, она делится со мной. А если мне нечего ей ответить, я пытаюсь кое-что разузнать.
— Ну наконец! Ну давайте, договаривайте же!
— Раз вы настаиваете… Элизабет смущают два момента. Во-первых, почему вы с Налье так долго не играете свадьбу. Ведь известно же, что вы поддерживали с ним самые нежные отношения, еще когда встречались с Турньяком. И потом, зачем вы пытались убедить всех, что собираетесь пожениться с Турньяком, хотя у вас в мыслях этого не было? Разумеется, я цитирую слова Элизабет.
Жермена Пуантель решила выразить возмущение от имени всего семейства.
— Ну дает! Ты слыхал, Эдуард? Твоя доченька, оказывается, ломает себе голову! Иначе говоря, у нее возникли проблемы, и она нашла кого к нам послать. А я-то была о вас лучшего мнения!
И вдруг, хотя ничто того не предвещало, Пуантель переметнулся в мой лагерь с оружием и амуницией.
— Послушай, Жермена, и ты, Мадо… И меня мучают те же сомнения, что и малышку. Будь любезна, ответь-ка нам обоим.
Мадо, разозлившись, воскликнула: