Я был невольно поражен разительным сходством профиля ближайшей ко мне святой и Элизабет. Это наблюдение вернуло меня к тревогам сегодняшнего дня. Конечно, я боялся за Пьера, но еще больше я опасался того, какое впечатление произведет известие о его преступлениях, аресте или гибели на мою столь ранимую доченьку. Она к нему очень привязалась, потому что, несмотря на свой возраст, он остался в душе простодушным и чистым ребенком. Он был для нее прежде всего другом, негаданным подарком судьбы. Отсюда и ненависть к Мадо, чьи капризы и бесчестность лишили ее главного смысла жизни. Элизабет, без сомнения, любит меня, столь же нежна она и с Аделиной, но все-таки мы с экономкой принадлежим миру взрослых, а наводить с ним мосты ребенку очень непросто. Пьер как раз и был таким мостиком, он был куда ближе к детям, чем к взрослым мужам. Мне кажется, Элизабет не так мучилась своим увечьем, потому что надеялась жить у сестры, рядом с Пьером. Когда Мадо заявила, что не возьмет младшую сестру, жизнь для малышки потеряла всякий смысл. Нам с Аделиной с трудом удалось спасти ее от нее же самой. Я вполголоса вознес Господу молитву, прося его сжалиться над моей многострадальной дочерью.
На улице Вердюс я почувствовал, что выбит из колеи.
Мне срочно надо принять что-нибудь покрепче. Я вошел в первое попавшееся бистро и заказал вермут. Опершись на стойку, я потягивал из своей рюмки, когда вдруг рядом со мной оказался мужчина лет пятидесяти. Приятная внешность, но сразу видно, что в гастрономических удовольствиях он себе отказывать не привык. Живые маленькие глазки под тяжелыми веками выдавали в нем весельчака. Не успел я опомниться, как он уже мягко взял меня за локоть:
— Извините… Вы случайно не доктор Бовуазен?
— Да, это я.
— Ну мое имя вам ничего не скажет, я шофер господина Шапеза.
— Да?
— Я видел, как вы давеча приходили к моему шефу.
— И что же?
— Я хотел вас спросить, вы приходили к нему как врач? Что-то я не понимал, к чему он клонит.
— Вы считаете, что это вас касается?
— Я очень беспокоюсь, доктор.
Вид у него был и в самом деле обеспокоенный.
— Хорошо, могу вас заверить, что мой визит был частного характера.
— Очень жаль.
— Но почему?
— Потому что с патроном не все ладно.
— Ого!
— Может, и нехорошо говорить так о господине Шапезе, доктор, но я к нему очень привязан, и мне больно видеть его в таком плачевном состоянии. А когда вы приходили, я подумал, вот он-то и скажет, что с хозяином.
— А почему вы думаете, что у меня какие-то особые таланты?
— Потому что вас здесь, в Альби, знают. Вас очень уважают, а потом, доктор, вы уже немолоды, и никто не побоится вам довериться.
Мне показалось, что вермут вдруг стал слишком горчить.
— Ну ладно, давайте дальше.
— Вот! Значит… Странные какие-то вещи происходят, ничего в толк взять не могу. Почитай, с того момента, как вы у него побывали, шеф никого не принимает и велел Марселю, привратнику, отвечать всем, что его нет. Заперся у себя в кабинете, и с тех пор ни слуху ни духу. Глупо, конечно, но мы с Марселем даже решили, что он задумал что-то нехорошее, что он собирается… ну, вы понимаете, что я хочу сказать?
— Да, да, продолжайте.
— Мы с Марселем ужасно расстроились, поверьте. Просто мы оба давно работаем в банке и очень прикипели и к банку, и к хозяину. Мы с Марселем долго спорили, надо упредить мадам Шапез или не стоит. Ну, а потом Марсель говорит, у мадам Маргариты права голоса в доме никакого, и если супруг решит ей о своих бедах доложить, то сделает это и без нашей подсказки. Так ведь?
— Естественно.
— Так дела обстояли и вчера вечером, и сегодня целый день. До того дошло, что мы с Марселем подумали, не поехал ли он часом крышей.
— Даже так?
— Ну представьте, скажем, служащему нужно зайти к господину Шапезу, а тот говорит, нет, пускай сначала позвонит по телефону, потом стучит в дверь особым стуком. Причем каждый раз условный стук менялся. И вот я вижу, как уполномоченный спускается из кабинета такой бледный, что я его спрашиваю:
«Что-нибудь не так, господин Масьё?» — «Бедный Роталье, — это он мне так отвечает, — он дверь открыл, а в руках пистолет. Он, видать, думает, что он на Диком Западе, ей-богу! Нет уж, пусть вызывает меня сколько ему влезет, я к нему не пойду!»
— А вы знаете, чего боится господин Шапез?
— Может быть, все из-за Турньяка… Говорят, он прячется в городе.
— А почему ваш хозяин должен его бояться?
— Ну, у меня-то есть свои догадки… Турньяк, он, наверно, мстит всем, кто ему не помог, а мог бы помочь… Вот шеф сидит и ждет… Поэтому он и достал пистолет.
— А вы не сгущаете краски?
Шофер горячо запротестовал: