Зарубежный детектив

— Сгущаю краски? Что за чушь, доктор, простите за грубое слово! Вот вам пример, часа два назад посылает он за мной Марселя, едва я вхожу, как он: «У тебя есть оружие, Поль?» — «Нет», — отвечаю. «Вот, бери, положишь в машине», — и протягивает мне пистолет. У меня аж мурашки по спине. А он говорит: «Увидишь, что человек бежит нам навстречу, не жди, пока он выстрелит, стреляй первым». В нормальном состоянии таких вещей не говорят, и потом, я как-то плохо представляю себе, как это я буду охотиться на человека прямо посреди Альби. Ну я, конечно, не стал с ним спорить, пообещал, что со мной ему нечего бояться.

— И вы не спросили, к чему эти предосторожности?

— Конечно, спросил.

— А что он ответил?

— Что меня это не касается! И тут же сказал: «Едем домой». Но сначала позвал Марселя и говорит: «Погляди, нет ли кого в засаде около банка, а то вдруг выскочит и нападет на нас». Детский сад, ей-богу! Поехали на виллу, причем улицами, где сроду не ездили, а когда добрались, шеф велел проводить его до дверей, да еще с оружием в руках! Но больше всего меня потрясло, что полицейские вроде бы его охраняют… А вы что думаете, доктор?

— Да ничего особенного… Наверно, у Шапеза депрессия. Позвоню его жене, посоветую показать его кому-нибудь из моих коллег.

* * *

Не скажу, что я был особенно горд собой, входя в «Харчевню святого Антония», где меня должен был ждать Лаволлон. Я уже начал сомневаться, не переборщил ли я, так запугав Шапеза… Но в то же время стало ясно, как день, что у банкира совесть нечиста, потому что сам по себе он не робкого десятка, да и профессия его не для пугливых. Хотел бы я знать, что с Беду. Забился ли и он в угол? И еще я думал об их женах, которые вряд ли могут что-нибудь понять в делах и поступках супругов.

В харчевне меня встретил сам патрон Жак Рие, человек еще молодой, стройный, на редкость храбрый, подаривший Альби заведение такого класса, какого прежде здесь никогда не бывало. Он повел меня к столу у стеклянной двери, ведущей в крошечный садик, подсвеченный с земли. Он, казалось, был полон волшебных растений. Комиссар уже изучал меню.

— Знаете, доктор, я только начинаю приходить в себя.

— Я тоже, откровенно говоря.

— Лишь бы Турньяк убрался отсюда подальше, больше мне ничего не надо. Что вы возьмете?

— Фасолевый суп, друг мой!

— Суп?

— Без тарелки супа я сытым не буду.

Мы остановились на маринованном супе, мясе под добрым старым кагором и блинами «флямбе».

К десяти мы уже почти разделались с блинами и попивали «Гайяк», когда в зал вошел полицейский и направился к нашему столику. Лаволлон изменился в лице.

— В чем дело, Бриуз?

Парень был здорово взволнован. Он сделал несколько заходов, но так и не смог произнести ни одной членораздельной фразы:

— Господин Беду…

— Ладно… постой минутку.

Комиссар поднялся, сделал мне знак, чтобы я следовал за ним, и вместе с полицейским мы вышли в холл.

— Ну, Бриуз?

— Несколько минут назад, минут десять, господин Беду явился в комиссариат.

— Что он хотел?

— Видеть вас.

— Зачем?

— Он заявил, что вы его вызывали, и очень огорчился, услышав, что вас нет… Я предложил ему подождать. Он не захотел. Сказал, что идет домой и, если вам понадобится, будет ждать вашего звонка до полуночи.

— Но я ему не звонил. И что же дальше?

— Только он вышел из комиссариата, как раздались выстрелы. Мы выскочили и увидели, что господин Беду лежит на земле, а какая-то машина на дикой скорости мчится в сторону Лис де Ронель.

— Какая марка?

Полицейский с самым жалким видом признался:

— Не знаю. Мы же занимались Беду.

— В каком он состоянии?

— Он умер, господин комиссар. Несколько пулевых ранений в грудь. К счастью, есть свидетель.

— Где он?

— В комиссариате. Ждет вас.

— Не могли с этого начать! Идите вперед, я за вами, и узнайте, как зовут свидетеля.

Полицейский ушел, а Лаволлон повернулся ко мне:

— Рано мы с вами обрадовались, доктор. Турньяк стал на тропу войны. Что ж, придется позвонить префекту и с помощью жандармерии начать облаву.

Я был подавлен. Произошло то, чего я опасался более всего. Песенка Пьера была спета. Я горько сожалел о злой шутке, которую я сыграл с несчастным Беду. Пока мы мчались в кабинет Лаволлона, он размышлял вслух:

— Наверняка он и позвонил Беду, вызвал его в комиссариат, а сам подстерегал его в краденой машине.

Свидетель сообщил, что его зовут Роже Сейа, тридцати шести лет, по профессии облицовщик. Живет на улице Круа-де-ла-Пе.

Когда труп Беду был отправлен в морг, комиссар обратился к свидетелю:

— Расскажите, что вы видели.

— Вот. Возвращаюсь от друзей, они живут на улице Жюля Роллана, и где-то метрах в тридцати от комиссариата гляжу, выходит мужчина и быстро-быстро идет в сторону Лис. Тут его кто-то окликнул из «ситроена». Он стал как вкопанный, потом поворотился и говорит типу, который мне не виден: «Это вы!»

Ну а мужик, которого я все равно не вижу, кричит:

«Идите сюда!»

Тот подходит к дверце, и тут же ему прямо в брюхо несколько пуль. Я метрах в пяти стоял, не больше, ну я и перепугался, что эта гнида и меня пришьет. Я плюхнулся прямо в канаву, вот, видите, пропал новый костюм.

— Вы запомнили номер машины?