Зарубежный детектив

«Мой дорогой комиссар!

Ограбление организовали мы с Беду. Нам обоим позарез нужны были деньги. Ему — на девицу, мне — на карты. Мы пошли на убийство, чтобы скрыть, что мы мошенники. Украденная сумма позволила нам разделаться с долгами, с которыми иначе нам бы не расплатиться. Но Беду испугался и решил во всем сознаться. Так я, по крайней мере, полагаю, поскольку меня предупредили, что он собирается пойти в комиссариат давать показания. Чтобы не позволить мерзавцу утянуть меня за собой в пропасть, я решил опередить его. Так что трусость и предательство не дадут ему никаких преимуществ.

Я прошу прощения у своей жены, хотя и не думаю, что могу на него рассчитывать. Но еще больше я нуждаюсь в прощении несчастного Пьера Турньяка, которого мы бесчестно сделали козлом отпущения и заставили расплачиваться за преступление, к коему он не имел ни малейшего отношения. Прощайте.

Октав Шапез».

* * *

После того как полицейские составили положенные протоколы, а люди из морга препроводили Шапеза к его помощнику, Лаволлон приказал отвезти Мадлен к своей жене, загодя предупрежденной. Мы покидали место событий поздно ночью. В машине Лаволлон пробурчал:

— Мне на роду написано постоянно приносить вам свои извинения. Итак, Турньяк невиновен… Но как найти его, все объяснить и попросить вернуться в тюрьму на короткое время, пока его не освободят официально?

Я признался, что не располагаю на этот счет никакой информацией. И добавил:

— Хотя Шапез и был сволочью, но в определенной порядочности ему не откажешь. В своем письме он называет сообщником только Беду.

— А может, других у него и не было?

— Вы так полагаете?

— Нет.

Комиссар проводил меня до дверей, где мы и распрощались. Он счел нужным посвятить меня в свои планы:

— Завтра утром вызову Налье и мадемуазель Пуантель.

— Интересно, как они отреагируют на смерть этих двоих…

— А вот мне интересно, кто позвонил Беду и вызвал в полицию, а потом уведомил Шапеза, что его дружок собирается его предать?

— Вы думаете Турньяк?

— А вы?

Вместо ответа я пожал плечами, мол, это выше моего разумения. Вставляя ключ в замочную скважину, я размышлял о том, что если эту ловушку во имя возмездия расставил Пьер, то, значит, он куда хитрее, чем мы полагали.

* * *

К моему изумлению, в квартире горел свет. Аделина и Элизабет ждали меня.

— Как, вы еще не легли?

Элизабет встретила меня очаровательной улыбкой.

— Деда, мы так волновались. Мы боялись, как бы с тобой не приключилась беда!

Я стал распекать экономку.

— Вы себя ведете легкомысленно. Малышка должна давным-давно спать!

— Как я могу заснуть, когда тебя нет дома!

Вот и ругай ее после этого!

Я все никак не мог решиться: подождать ли до завтра с известием о Пьере Турньяке, невиновность которого теперь признана официально. Но молчать я был не в состоянии: мне так хотелось поскорее их обрадовать!

— В сущности, может, вы и правильно сделали, что не стали ложиться, хотя это абсолютно недопустимо! Должен поделиться с вами потрясающей новостью.

Я смотрел по очереди на два с надеждой повернутых ко мне лица — одно морщинистое, другое гладкое, пара усталых глаз и пара чистых, но и в тех и других горел тот же пламень.

— Пьер Турньяк невиновен!

Но реакции, на которую я мог рассчитывать, не последовало. Элизабет только обронила:

— Мы в этом убеждены очень давно, деда.

Аделина проворчала:

— Вот уж действительно потрясающая…

Немного задетый, я повысил голос:

— Нет, вы, видать, ничегошеньки не поняли. Пока мы одни верили в его невиновность, Пьеру в его взаимоотношениях с законом было ни тепло ни холодно! Но сейчас он признан невиновным официально, слышите, о-фи-ци-аль-но, и его освободят, как только станет известно, где он скрывается!

Экономка недоверчиво поинтересовалась:

— Что это вдруг, ни с того ни с сего посреди ночи?

— Вот так.

— И каким же это образом, скажите на милость?

— Самым простым и самым надежным образом: сознался истинный преступник, который и организовал ограбление.

Очень коротко я проинформировал их о гибели Беду, самоубийстве Шапеза, подробнее остановился на письме, в котором он сообщает о своем злодеянии и называет имя сообщника. Я взял Элизабет на руки.