Зарубежный детектив

— Я назвал его полицейскому, который требовал у меня документы.

Лаволлон обратился ко мне:

— Не понимаю, как это Беду, узнав Турньяка, не побоялся пойти к нему навстречу. Это ни в какие ворота не лезет, особенно если вспомнить, как он трясся.

Но тут вмешался Роже Сейа:

— Извините, комиссар, но это был не Турньяк, я его до ареста хорошо знал, я у него как-то работал. За рулем сидел не Турньяк.

Я словно вдохнул полные легкие кислорода. Лаволлон же был окончательно сбит с толку и крайне грубо спросил свидетеля:

— Тогда кто же?

— Господин Шапез.

— Что-о-о?

— Банкир Октав Шапез.

— Вы сошли с ума!

— Простите, господин комиссар, говорю вам, что видел. А будете тут на меня орать, так я сейчас же уйду.

— Осторожно, господин Сейа. То, что вы нам сообщили, очень и очень серьезно. И если сомневаетесь хоть на йоту…

— Какие тут сомнения, господин комиссар. Все случилось в двух шагах от меня.

— Еще раз, господин Сейа, вынужден вам напомнить, что ложное свидетельство может повлечь тяжелые последствия для лжесвидетеля.

— Интересно, зачем мне лжесвидетельствовать и топить мужика, которого знаю не хуже, чем все в Альби.

— Итак, вы считаете, что видели, как господин Шапез застрелил господина Беду?

— Не считаю, а утверждаю, господин комиссар.

Лаволлон совсем растерялся.

— Ладно… Бриуз, помогите свидетелю оформить показания, пусть он подпишет их в вашем присутствии, и позовите еще кого-нибудь. Спасибо, господин Сейа, вы оказали нам большую услугу.

— Но вряд ли вы довольны, а?

— Нет, сам я не получил никакого удовольствия, но правосудию нет дела до наших личных эмоций.

Едва Сейа вышел из комнаты в сопровождении Бриуза, как вынырнул другой полицейский доложить, что уже обнаружен владелец «ситроена», из которого убийца стрелял в Беду.

— И кто же он?

— Шапез, господин комиссар.

— Спасибо. Вы свободны.

Когда мы остались одни, Лаволлон простонал:

— Кто бы мог подумать! Нет, доктор, что все это может значить?

— Значит только одно. Вы, дорогой друг, уже поняли, но еще боитесь признаться самому себе, что Турньяк невиновен.

Полицейский вздохнул:

— Боюсь, что…

— Поитесь?

— Судебную ошибку исправить всегда нелегко. В конце концов я рад, что Турньяка арестовывал не я.

Он с трудом распрямился.

— Шапез… Невозможно поверить… но почему он убил Беду?

— Да потому что Турньяк был прав, обвиняя Беду, Налье и Шапеза… Моя дочка правильно все отгадала.

— Да, не слишком это лестно для моей проницательности.

— Элизабет любила Пьера, а других она не знала, разве что Налье, его она ненавидела… Вы Турньяка не знали, зато уважали Шапеза, Беду и, может быть, Налье… Просто вы с ней оба прислушивались к зову своего сердца.

— И все-таки ума не приложу, зачем было Шапезу вызывать Беду в комиссариат, чтобы там его пристрелить. Какой смысл?

— Может, лучше пойти и спросить у него самого, как вы полагаете?

— Да, да, конечно…

На моих глазах он схватил наручники и сунул за пазуху пистолет.

При этом вид у него был настолько несчастный, что я не удержался и заметил:

— Разве Шапез ваш близкий друг?

— Нет, но его жена родилась в Пуатье, как и я… Она очень дружила с моей младшей сестрой. Часто бывала у нас… Когда я приехал в Альби, мне было так приятно узнать, что и она здесь живет… Такая мягкая, нежная… немного не от мира сего. Даже странно, что она вышла замуж за банкира… Нет, она не заслужила такой участи.

Прежде чем приказать постовому открыть ворота виллы Шапезов, Лаволлон подозвал агента, наблюдавшего за домом, и потребовал с него отчета. По его словам, Шапез сел за руль своего «ситроена» около 22 часов и вернулся минут двадцать спустя.

— Боже мой! — промолвил Лаволлон, звоня в ворота. — Я бы ничего не пожалел, лишь бы оказаться за тысячу километров отсюда.

Нам открыла госпожа Шапез. Я в жизни не видел ее без головного убора. И сейчас, в домашнем платье, передо мной стояла другая женщина. Она, казалось, постарела лет на десять, настолько изможденный и жалкий был у нее вид. Заметив Лаволлона, она попыталась выдавить из себя улыбку.

— Я ждала вас, Анри…

— Поверьте, я разделяю ваши страдания, Мадлен… Вы, конечно же, знакомы с доктором Бовуазеном.

— Конечно… Входите, господа.

В гостиной комиссар спросил:

— Где ваш муж?

— У себя в кабинете, он заперся там, когда вернулся.

— Мадлен, вам известно, зачем я пришел?

— Наверно, из-за господина Беду?

— В том числе… Мадлен, расскажите, что произошло. Положение дел таково, что вы уже не сможете больше повредить своему мужу, которого я вынужден буду арестовать по подозрению в предумышленном убийстве.

Бледные щеки госпожи Шапез оросились слезами. Мы не стали ее успокаивать, только спустя некоторое время Лаволлон взял ее за руку:

— Поверите ли, Мадлен, эта история мне столь же мучительна, сколь и вам.

— Да, я в этом не сомневаюсь, Анри.

— Настал момент, когда Шапез должен предстать перед правосудием. Я пришел ему об этом сообщить. Расскажите все, Мадлен.