Зарубежный детектив

— Видите ли, господин Турньяк, я вынужден выяснить, с какой целью вы сочинили историю со свиданием.

— Я ничего не сочинял!

— Вы слышали, что сказал доктор?

— Да… Ума не приложу, зачем Мадо соврала!

— Значит, она врет?

— Само собой.

— И зачем?

— Если бы я знал… Но к чему все эти вопросы? Не подозреваете же вы, что я как-то замешан во вчерашней истории?

Гажубер долго смотрел на Турньяка, прежде чем дать ответ:

— Это-то я и пытаюсь выяснить.

— Но ведь это чудовищно!

Полицейский никак не отреагировал на возмущение Пьера, а повернулся ко мне:

— Доктор, вы не стали объяснять девушке причину вашего любопытства?

— Нет.

— Значит, ей ничего не известно о том, почему мы подозреваем господина Турньяка?

— Нет, конечно.

— Господин Турньяк, раз мадемуазель Пуантель не проинформирована о той непростой ситуации, в какой вы оказались в настоящий момент, можно предположить, что отвечала она совершенно чистосердечно. Вдобавок мне непонятно, зачем девушке, обрученной с молодым человеком, скрывать, что встречается с ним?

Пьер развел руки с самым беспомощным видом, на него было больно смотреть. Он напомнил мне милого и комичного пингвина. Гажубер подвел итоги:

— Боюсь, господин Турньяк, нелегко вам будет выбраться из западни, в которую вы угодили. В ваших интересах помочь следствию, которое, по-моему, уже близится к концу, и сообщить, например, где спрятаны награбленные деньги.

На мгновение Пьер, казалось, стряхнул с себя апатию, в которую его повергло предъявленное комиссаром обвинение.

— Клянусь вам, я не имею ни малейшего отношения к налету, у меня действительно было назначено свидание с Мадо в то утро.

— Господин Турньяк, записываете ли вы обычно номера купюр, выдаваемых кассиру «Эспанора»?

— Естественно.

— Почему же вы отступили от общего правила на этот раз?

— Но я записал номера, как обычно. Список лежит в сейфе в моем кабинете.

— К несчастью, списка там нет, господин Турньяк. Полагаю, вы обнаружили его пропажу?

— Да… но… я думал, его взял господин Шапез.

— Вы брали список, господин Шапез?

Банкир покачал головой. Полицейский продолжал:

— Ваш хозяин не мог его взять, господин Турньяк, потому что его не было на месте, а его не было на месте, потому что вы его туда не положили, а вы его туда не положили, потому что в ваши планы не входило записывать номера купюр, которые вы собирались себе присвоить.

— Не понимаю, ничего не понимаю, зачем все на меня нападают.

— Будьте благоразумны, господин Турньяк, вы же не ребенок, не стоит отпираться. Если у вас действительно была назначена встреча с невестой, почему вы не пошли к ней домой и не выяснили, отчего она опаздывает, или в магазин и не узнали, что ей помешало воспользоваться выходным?

— Мадо терпеть не может, когда я что-нибудь предпринимаю… Она раздражается, как будто я за ней шпионю… И если бы я пошел ее искать, она бы здорово разозлилась.

Гажубер покачал головой.

— И вы так и прождали ее?

— Да.

— Верится с трудом, как по-вашему?

— Возможно, но тем не менее все так и было.

Полицейский встал из-за стола.

— Господин Турньяк, я вынужден попросить вас пройти со мной в комиссариат.

Затрудняюсь сказать, что напугало меня больше: ледяная и неумолимая вежливость комиссара или очевидное замешательство Пьера. Гажубер подошел к подозреваемому, но в это время решил вмешаться Шапез.

— Нет, нет и еще раз нет! Невозможно! Уверяю вас, вы ошибаетесь! Не мог Пьер натворить того, в чем вы его обвиняете! Он ничего такого не сделал! Даю голову на отсечение!

Гажубер бесстрастно оборвал банкира на полуслове:

— На вашем месте я бы воздержался от таких легкомысленных клятв!

— Но я знаю Пьера целую вечность, и никогда, никогда он не причинил мне ни малейшего беспокойства, никаких хлопот… Я всегда ставлю его в пример новичкам. Маниакально добросовестный, он каждый месяц тренируется в тире, чтобы суметь дать отпор в случае нападения на грузовик. Повторяю вам еще раз, господин комиссар, быть того не может, чтобы парень вдруг ни с того ни с сего оказался убийцей и перестрелял ну если не друзей, то хотя бы и просто товарищей по работе! Конечно, я не знаю, зачем мадемуазель Пуантель понадобилось открещиваться от свидания, как это ни выглядит абсурдно, но Пьер на самом деле вел себя так, как он говорит.

Усталый и расстроенный Шапез вытер платком вспотевший лоб и, плюхнувшись в кресло, пропыхтел:

— Я верю в вас, Пьер. Верю, что все это лишь ужасная и глупейшая ошибка!

Гажубер слушал не шелохнувшись, а когда хозяин кабинета умолк, проронил:

— Значит, вы хорошо стреляете, господин Турньяк?

— Не слишком.

— А из какого пистолета вы стреляете в тире?

— Из своего собственного, то есть того, что мне дали, как экспедитору.

— И где он?

— М-м… дома.

— А почему вы не оставляете его здесь, на работе?

— Потому что я постоянно слежу за его состоянием, а по воскресеньям хожу в тир.

— Вы можете нам его показать?

— Разумеется.

* * *