Зарубежный детектив

Тут наконец раздался вздох, отпускающий ранее нанесенные обиды.

— Моя милая, моя дорогая, я опоздал к обеду…

— На целый час!

На целый час, потому что был у Элизабет.

И я принялся рассказывать, как Мадо и ее мамаша обращаются с малюткой, как попрекают куском хлеба. Чем дальше, тем больше вздымалась от негодования грудь домоправительницы. Когда я кончил, Аделина с такой силой грохнула кулаком по столу, что зазвенели тарелки.

— Что за бессердечные стервы! Лучше мне ничего не говорите, иначе я прямо сейчас пойду к ним, все переверну вверх дном и заберу девчонку.

Так суп и Элизабет помогли нам заключить мир.

* * *

На следующий день я долго нежился в постели после вчерашних треволнений. Мне нужно было побыть одному. Я никуда не пошел, сидел в кабинете и грезил. Со мной и прежде случались такие приступы лени. Конечно, это реакция на долгие годы, когда мне приходилось помногу вкалывать. Аделина приготовила на обед тушеное мясо по-альбигойски. Выходя из-за стола, я мечтал лишь об одном: поскорее отправиться в кровать, дабы создать наилучшие условия для переваривания пищи, которое, как я сразу понял, будет нелегким, если не сказать трудным. У моей экономки те взгляды, что вкусная еда не может причинить неприятностей и что единственная заслуживающая уважения кухня — кухня наших предков. Я имею слабость разделять ее точку зрения, но скорее из чревоугодия, чем из благоразумия.

Итак, я предавался усваиванию мяса по-альбигойски. Не проспал я и часа, что для меня маловато, как Аделина пришла доложить, что неизвестный ей полицейский желает со мной переговорить. Она провела его в кабинет и, видимо, чтобы подстегнуть меня, доверительно сообщила:

— Скажу вам честно, весьма интересный мужчина.

* * *

Я совсем не удивился, признав в посетителе того полицейского, которого мне представлял Лаволлон.

— Не знаю, помните ли вы меня, доктор… Комиссар Гажубер…

— Разумеется… Садитесь, пожалуйста, чем могу быть полезным?

— Мне нужна ваша помощь.

— Конечно, если только это в моих силах.

— Так вот… Надеюсь, не обижу вас, если скажу, что Альби — город маленький, и как в любом провинциальном городе, все внимательно следят друг за другом. Как считает комиссар Лаволлон, мы должны действовать по возможности осторожно, чтобы избежать лишних сплетен и пересудов. Мой коллега уверен, что вы, если, конечно, согласитесь, сможете поделиться сведениями о ваших земляках, на выяснение которых у меня бы ушла куча времени, к тому же это вызвало бы нездоровое любопытство. Вот, например, мне бы хотелось, чтобы вы рассказали о Пуантелях, с ними, как я знаю, вы связаны весьма тесными узами.

— Пуантели? А какое, черт возьми, они имеют отношение к делу?

— Разве их старшая дочь не обручена с неким Пьером Турньяком?

— Не понимаю, какое полиции дело до их планов?

— Все дело в том, доктор, что следствие заинтересовалось личностью Пьера Турньяка.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Не успел полицейский закончить фразу, как в кабинет вихрем влетела разъяренная Аделина. Не успели мы с моим визитером прийти в себя, как экономка, уткнувшись в тулузского сыщика, завопила ему прямо в лицо:

— Вот, оказывается, в чем ваша работа! Не можете найти налетчика и хватаете первого, кто подвернется под руку! Стыд и срам! Если бы несчастный Пьер вас услышал, он бы подал на вас в суд за клевету и был бы тысячу раз прав! Не хотела бы я быть на вашем месте! Мой вам совет, чтоб вас не линчевали, оставьте ваши россказни при себе! Всего наилучшего!

Засим она развернулась и с гордым видом ретировалась. Гажубер уставился на меня как баран, узревший новую конструкцию ворот. Я натужно улыбнулся.

— Моя экономка… любит подслушивать под дверью. Она полагает это своим кровным долгом. У Аделины вообще весьма оригинальные взгляды на собственные права и обязанности.

— Я заметил.

— Но, в сущности, она женщина порядочная.

— Она приходится родственницей Турньяку?

— Вовсе нет.

— Так к чему ее филиппика?

— Хоть Аделина и погрешила против гостеприимства, она лучше любых моих пространных объяснений продемонстрировала, какие толки пойдут по городу, если следствие будет упорствовать в своем заблуждении.

— Заблуждении?

— Господин комиссар, только не зная Пьера Турньяка, можно заподозрить его в убийстве или ограблении.

— Почему?

— Потому что это самый безобидный парень, какого мне доводилось видеть. Даже чересчур. Он боится лишнее слово сказать, не то что сделать. Ладит разве что с детьми да с животными. Он действительно обручен с Мадлен Пуантель, и я очень опасаюсь этого брака, поскольку она ужасно распущенная девица, а он сущий простофиля. Уверяю вас, если собираетесь заниматься Пьером, вы на ложном пути.

— Вы дружны с ним, доктор?

— Нет, но по определенным причинам не проходит и дня, чтобы я не навестил Пуантелей, точнее, их младшую дочку — калеку Элизабет, которую люблю как родную. А с тех пор, как Мадо решила выйти за Пьера, я часто встречаю его там и должен сказать, что он мне симпатичен, но не больше. Иногда его бесхребетность действует мне на нервы.

Полицейский попросил у меня позволения закурить и, затянувшись, пустился в объяснения: