Тут она задумалась о взрослой жизни. Перебирая в уме знакомых взрослых, Клэри пыталась представить себя на их месте. Кем бы она хотела быть? Тетей Рейч – ни за что! Каждый день возить Брига в Лондон на поезде, печатать для него письма (хотя она никогда не училась, печатает медленно и делает кучу ошибок). Потом возвращаться, слушать шестичасовые новости, отдыхать до ужина, потому что спина болит, и остаток вечера вязать носки из вонючей шерсти для рыбаков; наконец, слушать девятичасовые новости и ложиться спать. Иногда по вечерам ей кто-то звонил, и тогда она оживлялась, однако разговор всегда был недолгим – видимо, междугородний. «Благослови тебя Бог», – говорила она кому-то, прощаясь (Клэри в этот момент проходила мимо кабинета). Бабушка? Нет уж, она такая старая, почти дожила свой век, хоть это и очень печально. Впрочем, она жила такой тихой, спокойной жизнью, что, может, и протянет подольше. Тетя Сиб – определенно нет. По выходным она вела себя почти как обычно, за исключением прошлого раза, когда дядя Хью после шестичасовых новостей сказал, что надо закрыть дом в Лондоне: он все равно по ночам часто дежурит на лесопилке на случай пожара. Тут тетя Сиб разрыдалась и выбежала из комнаты; дядя Хью пошел за ней и долго не возвращался, потом позвал тетю Рейч, а когда та наконец вернулась, то сказала, что тете Сиб нездоровится. В итоге решили, что на неделе она останется здесь, а вопрос с домом обсудят позже. Весь понедельник она пролежала в постели, а когда встала, выглядела хуже некуда. Она попросила Полли купить ей аспирин и не говорить бабушке – та категорически его не одобряла. Тетя Рейч хотела позвать доктора Карра, но тетя Сибил ужасно разнервничалась и заявила, что слышать об этом не желает. Бабушка заставила ее выпить настойку маранты, еще всучила порошок от несварения, но тетя Сиб тайком вылила его в раковину, и ее можно понять – вкус как у старых железных перил. Однажды Невилл выпил целую бутылку (а надо было всего столовую ложку на стакан воды), у него покраснело лицо, и потом он несколько дней ходил возбужденный, хотя его и не тошнило. Бедная тетя Сиб! Волосы у нее выглядят ужасно – как старые грязные туфли. Она похудела и почему-то стала бесформенной, мешковатой, а на лбу глубокие морщины. Говорят, есть какой-то «критический возраст», они с Полли толком так и не поняли, что это, но дома за последнюю неделю о нем не раз упоминали (не при них, разумеется, – Клэри случайно подслушала, когда горничные меняли постельное белье). Критический возраст… Наверное, не очень хороший возраст, раз она так плохо выглядит. Нет, ей совсем не хотелось бы поменяться местами с тетей Сиб. И уж точно не с тетей Зоуи, которая целыми днями раскладывала пасьянс, если не ела и не шила.
На выходные дядя Хью привез тетю Вилли с Луизой. Луиза выглядит шикарно: оранжевые льняные брюки, изумрудная блузка и кремовый кардиган. Плюс к этому зеленые тени, алая помада и длинные волосы, уму непостижимо! Рассказывает, что каждое утро делает особые упражнения: изображает телом алфавит. Поначалу Луиза охотно проводила время с ней и Полли, но Клэри тут же догадалась, что для нее это лишь предлог поговорить о театральной школе. Взрослые обсуждали только войну, новости о которой становились все хуже и хуже.
– Меня просто тошнит от этих разговоров! – заявила Луиза.
Она достала крошечную пачку сигарет и закурила. Девочки завороженно наблюдали за ней.
– Когда это ты начала? – спросила Полли.
– Месяц назад. У нас в школе все курят. – Она затягивалась и тут же быстро выдыхала дым. – Это мини-сигареты: я не могу позволить себе нормальные, никто из наших не может. Многие курят потому, что нет денег на еду.
– И сколько они стоят?
– Шесть пенсов за пачку.
– Отбивную можно купить за четыре пенса, и еще два останется на овощи, хлеб и так далее, – заметила Полли.