Затворники

Рейчел достала поднос, на котором были разложены фрагменты резьбы по камню и мелкие эмали, пронумерованные и каталогизированные.

– В хранилище Клойстерса находится более пяти тысяч подобных работ. Мы можем использовать их для проведения выставок или для ротации в главных галереях.

– В Метрополитене их еще больше, – прошептал кто-то рядом со мной, и я вежливо улыбнулась. – Вы были на экскурсии по их хранилищу? – спросила экскурсантка, положив ладонь мне на локоть.

– Нет.

– О, вам действительно следует там побывать. Такое нельзя пропустить. Вы можете увидеть, как они развешивают картины на металлических держателях.

Мы с Рейчел привыкли к подобным комментариям, к тому, как преподаватели считают нужным обучать нас по нашим же собственным методичкам. А позже, когда все эти люди расходились по галереям, мы с Рейчел садились за стол и довольно жестоко посмеивались над их снисходительностью и накопленной мудростью.

И хотя я не была в хранилищах на Пятой авеню, по своему короткому пребыванию в Клойстерсе я уже знала, что ценные вещи хранятся самыми разными способами. Пока в помещении поддерживается особый микроклимат и оно защищено от прямого солнечного света, все остальное уже не столь важно. Но, конечно, посетители музеев не воспринимают произведения искусства таким образом – как функциональные объекты, которые нужно чередовать и использовать для создания эффекта. Они рассматривают каждое из них как сокровище: то, что они мечтают найти на своем чердаке, среди семейного хлама, то, чему они придают огромную ценность – на эмоциональном уровне, в отсутствие подлинного понимания.

В отделе службы безопасности Рейчел представила каждого из охранников по имени.

– Мы рады, что вы пришли к нам, – сказал Луис; позади его головы светились мониторы наблюдения.

– У вас повсюду камеры? – подняв руку, спросила одна из женщин где-то в задних рядах.

– Почти, – ответил Луис.

– Но разве вам не нужен полный охват на случай ограбления?

– Ограбления в музеях происходят невероятно редко, – терпеливо объяснил он. – И у нас есть персонал, который работает двадцать четыре часа в сутки, чтобы обеспечить безопасность коллекций.

– В каких помещениях нет камер? – спросила женщина.

– Вы планируете кражу? – поинтересовался Луис. Он относился к этому с юмором. Большинство произведений искусства в Клойстерсе было невозможно сдвинуть с места – фрески, массивные гобелены, статуи, закрепленные в нишах, произведения искусства весом в несколько сотен фунтов.

Женщина слишком долго тянула слово «не-е-ет», явно немного обидевшись на намек. Рейчел, стоявшая впереди группы, поймала мой взгляд, и мы обе изо всех сил постарались подавить невольные улыбки.

– Внутренние помещения офисов, библиотека и часть хранилища не полностью охвачены видеонаблюдением, – сказала Рейчел.

– И основная часть садов и рабочих площадей, – добавил Луис. – У нас есть камеры для наблюдения за садами, но не везде. В конце концов, растения можно заменить.

– Я не знаю, так ли это, – вмешался в разговор Лео. Он с кружкой кофе в руке пытался пробиться сквозь толпу женщин, некоторые из которых с опасением посматривали на его одежду.

– Лео, – сказала Рейчел, – пожалуйста, представься нашему новому летнему курсу преподавателей.

– Привет, – сказал тот, поднимая опустевшую кружку.

– Лео – один из наших садовников, – продолжила Рейчел.

– Если вы не догадались об этом по пятнам грязи.

– Если у вас есть вопросы о том, что мы выращиваем в саду, он – отличный помощник в этом.

– Однажды я была на экскурсии и слышала, что вы выращиваете яды. Это правда? – перебила женщина.

Лео кивнул.

– Но вы должны помнить, что многие вещи, которые мы сегодня считаем ядами, в Средние века и в эпоху Возрождения были лекарственными и косметическими средствами. Возьмем, к примеру, белладонну, – сказал он. – Ее называют красавкой, потому что женщины принимали ее в небольших количествах, чтобы расширить свои зрачки.

Он нашел меня взглядом; на его щеках проступили ямочки, заметные даже сквозь щетину, которую Лео не удосуживался сбривать уже несколько дней.

– А как еще их применяли? – спросили из задних рядов.

– Ну, мандрагора использовалась как снотворное. Хотя теперь мы знаем, что слишком большая доза может привести к смерти…

– Мы можем обсудить все это, когда выйдем в сад, – прервала Рейчел. – Я полагаю, что Лео нужно идти.

Лео поднял кружку в знак признательности. Протискиваясь мимо группы, заполнившей коридор, он столкнулся со мной и на миг обхватил мое запястье мозолистой ладонью. От этого кровь в моем теле забурлила и запылала. Но когда я оглянулась через плечо, Лео уже уходил прочь по коридору, не глядя назад.

– Хорошо, – сказала Рейчел, хлопая в ладоши. – Кто хочет посмотреть на статую святой Маргариты Антиохийской? – И мы пошли дальше.