Завещание волхва

Олег подумал, что старик, неведомо откуда, все о нем знает, а вот он о Тимофее – ровным счетом ничего. И это необходимо исправить. Но чуть позже. А пока действительно надо поесть. События последних дней притупили в нем чувство голода, но сейчас оно пробудилось с обостренной силой. И Олег набросился на еду как медведь, пробудившийся после зимней спячки. Все было очень вкусно. В городе он не ел ничего подобного. Окорок буквально таял во рту, лепешки были мягкими, словно пирожные, сметана густой, как кисель, а вкус поросенка просто не поддавался описанию, даруя почти неземное блаженство желудку. Олег даже не догадывался, что может так много съесть.

Тимофей смотрел на то, как он поглощает еду, и выглядел счастливым.

– Вылитый дед, – произнес он радостно, незаметно вытирая выступившие на глазах слезы умиления. – У Ратмира был такой же завидный аппетит. Одно удовольствие было смотреть на то, как он ест. Я всегда любовался им за трапезой. Настоящий труженик.

Олег недоуменно посмотрел на него.

– А ты разве не знаешь, что на Руси испокон века считалось – кто хорошо ест, тот хорошо работает? – сказал Тимофей, отвечая на его невысказанный вопрос. – Наши предки были мудры. Они разбирались в людях.

– А что во мне есть еще от деда, кроме аппетита? – спросил Олег. Он почувствовал, что насытился, и теперь мог приступить к тому, что его по-настоящему интересовало и даже интриговало. – Ну, и внешнего сходства, о чем ты уже говорил.

Тимофей пристально взглянул на него.

– Не могу тебя понять, – произнес он озадаченно. – Ведь тебя же не это интересует, не так ли?

Олег мысленно поздравил себя с тем, что нашел противоядие против всеведения старика. Все оказалось просто – разговаривая с ним, надо было думать о совершенно посторонних вещах, например, о яблоке во рту жареного поросенка, и тогда поражающая воображение прозорливость Тимофея бесследно пропадала. Старик становился беспомощным, как ребенок, в определенном смысле, конечно.

– Ты прав, – согласился Олег. – На самом деле меня интересует, насколько правдивы слухи о том, что происходило в Усадьбе Волхва, когда дед был жив и здоров. В частности, дарование Велесом счастья материнства бесплодным женщинам. И какую роль в этом играл дед – помимо того, что он взывал к своему могущественному языческому богу во время религиозного обряда.

Он ждал, что Тимофей смутится или выскажет недоумение. Но не случилось ни того, ни другого. Увлекшись риторикой, Олег забыл о своем противоядии, и ему не удалось застать старика врасплох. Он еще не закончил произносить свои витиевато составленные фразы, а Тимофей уже был во всеоружии. Старик получил фору, и умело ею воспользовался.

– Слухи они слухи и есть, – презрительно поморщился он. – Говоря на вашем современном языке, это неподтвержденная информация, чаще всего высосанная из пальца. Причем немытого.

– Это не ответ на мой вопрос, – возразил Олег. Ему было трудно спорить со стариком на сытый желудок, преодолевая подступившую дремоту, но он решил быть настойчивым. – Это всего лишь иезуитские уловки. Говори как на духу – дед насиловал женщин?

– Твой дед, мой мальчик, был очень добрым человеком, – ушел от прямого ответа Тимофей. – Он считал, что самое тяжкое наказание для женщины – не иметь ребенка. И то, что Еву изгнали из рая, по его мнению, было вовсе не наказанием, а, наоборот, милостью. Бог даровал ей великое счастье деторождения, лишив каких-то пустяков.

– Насколько я помню, бессмертия и беззаботной жизни в Эдеме, – заметил Олег. – Ничего себе пустяки!

– Вечная жизнь бесплодной смоковницей – это проклятие, а не дар, – возразил Тимофей. – Это тебе, мой мальчик, любая баба на Руси скажет.

– Пусть так, – не стал возражать Олег. – Но насиловать-то зачем?

– Неужели ты думаешь, что детей зачинают молитвами, а находят на огороде среди капустных вилков? – насмешливо спросил Тимофей. – Насилие во взаимоотношениях мужчины и женщины – неизбежный акт, если речь идет о деторождении. В своем роде, конечно.

– Тимофей, сам Игнатий Лойола тебе в подметки не годится, – вяло возмутился Олег. – А ведь он основал орден иезуитов. Изнасилование – это не то же самое, что совокупление по любви. Для женщины это всегда психологическая травма.

– Для одной на тысячу, – невозмутимо заявил старик. – Зато остальные девятьсот девяносто девять были счастливы, зачав ребенка. Ведь это и было их целью, не так ли, когда они обращались к жрецу Велеса? А остальное – нюансы, не стоящие того, чтобы о них говорить или сожалеть.

– Однако некоторые все же сожалели, – упорствовал Олег. – Они хотели иметь ребенка от своего мужа, а не от неизвестно кого.

– Думаю, женщины горевали бы намного сильнее, если бы после обращения к Велесу их ждало разочарование, и они так и не забеременели бы от мужа.

В интерпретации хитроумного старика дело предстало совсем в другом свете, и Олег почувствовал, что начинает сомневаться в своей правоте. Но он вспомнил негодование Марины, и это укрепило его силу духа.

– И все-таки изнасилование – это гадко, – сказал он. – Я бы не хотел, чтобы дед был замешан в этой нехорошей истории.