Заветная вода

Она отняла от лица кружевной платок. Блеснули белки ее выразительных подвижных глаз. Она быстро растянула губы в легкомысленной, раскованной улыбке, и Петр оценил, как быстро девушка овладела собой и втянулась в оболочку королевы, идущей по жизни с триумфом. Завозилась за тамбурной дверью Зинаида Осиповна, и Валя, стрельнув взглядом на Петра, исчезла, а он, вдыхая в одиночестве угольную взвесь, тщетно искал след ее фиалковых духов и тупо повторял цифры секретного номера, который открывал счастливцам дверь к профессору Чижову, недоступному для простых смертных.

После короткой остановки поезд разогнался так, что в глазах остервенело замельтешили заоконные столбы и деревья. Монотонно и нудно стучали колеса. Приободрившаяся Валя поняла, что находится среди воспитанных людей и что соседи по купе на нее не посягают, — она почувствовала себя хозяйкой положения и закокетничала напропалую, отбросив все предосторожности разом. Ее женские чары были так неотразимы, что даже Петр отводил глаза, потому что нормальному человеку не было мочи выносить ее мягкую, умелую и очень взрослую манеру вытягивать в задумчивости пальцы с ухоженными ноготками, плавно встряхивать рукой, косить на собеседника бесстыжие глаза, класть ногу на ногу под шелком струящегося платья и загадочно улыбаться капризными, сильно напомаженными, малиновыми губами. Бесхитростный и впечатлительный Миша, которому предназначались эти уловки, дошел до неистовства и вел себя как телок, ведомый на заклание. Он уже не пытался удивить девушку молодцеватой удалью — нет, он, растерянный, измученный болью в сломанном пальце, совершенно плененный Валиной магией, смахивал на побитую собаку. На него, вздрагивавшего при звуках обволакивающего, низкого Валиного голоса, попросту жалко было смотреть.

Забавно было, что Валя и сама втягивалась в игру, и Петр подметил, что ей не просто нравится оттачивать на случайном пентюхе мастерство обольщения, но что ей всерьез нравится Миша и что она искренне жалеет бесшабашного и симпатичного парня, который пострадал из-за нее в честном бою — хотя и по собственной глупости.

Сергей Кириллович, в отличие от Петра, с удовольствием наблюдал, как ворковали молодые люди, которые так бесхитростно приспосабливались друг к другу. Он откинулся на купейную перегородку и с бестрепетным прищуром, улавливая все детали и частности, изучал перипетии любовной игры своими жесткими, стальными глазами, точно это был театр военных действий, — и словно уже и вправду не присутствовал на свете, где есть живые чувства, смех, радость и яркие красивые женщины.

— Приятно смотреть на вас, — проговорил он в паузе, разминая папиросу, когда у переполненного эмоциями Миши в очередной раз пропал дар речи. — Хорошо гармонируете. Женились бы сразу… глядишь, ей призыв отсрочат. А так, может, повестка дома ждет. Медицинский персонал в любой момент могут…

— А что, — неожиданно выговорил Миша, сглотнув. Кадык судорожно дернулся на его бычьей шее. — Я могу… я пожалуйста.

Майор сухо, рассыпчато — как-то злобно — рассмеялся.

— Эх ты, жених… Разве так предложение делают?..

Но Миша не мог уже выговорить ни слова. Валя не смутилась — она задумчиво молчала, положив на колено обнаженную руку с золотистыми, как персиковый пушок, волосками.

— Ну, что… — Дымчатый взгляд прозрачных хрустальных глаз приголубил Мишу, скользнув по его лицу. -

Надо подумать…

— Вот тебе раз! — недовольно воскликнул майор. — О чем думать? Нет, так дело не пойдет — как в армии… по уставу положено: да или нет.

И, пока парализованный таким пируэтом Миша приходил в себя, настырный майор принялся за дело и, штурмуя цель то с одной стороны, то с другой, скоро добился уклончивого Валиного ответа, который можно было трактовать как согласие.

— Надо отметить! — воскликнул Сергей Кириллович, взявший на личном поле боя очередную высоту. Решительному майору эта маленькая победа, должно быть, казалась залогом грядущих, серьезных побед над безжалостным противником, которому не свойственны ни колебания, ни уступчивость.

На стол кстати извлекли Мишин ящик с пивом, и майор, который наконец среди дорожной скуки нашел себе достойное занятие, организовал сговор. Попутчики отпраздновали событие, закусив хлебом и консервами. Петру не понравилось, что майор, не принимая возражений, заставил Сеню отхлебнуть пива, очевидно противопоказанного для затуманенных травмой мозгов, и он насторожился, не зная, чего ожидать от больного мальчишки, на которого даже капля алкоголя действовала непредсказуемо. Но Сеня быстро забрался на верхнюю полку и, кажется, заснул.

Майор был доволен собой. Он освоился в купе, как на собственном командном пункте, и приготовился руководить и отдавать распоряжения, объявив на пяти квадратных метрах военное положение и перелицевав поездную мороку на армейский лад.

— Танкист! — определил он, когда мимо двери прошел сосед — мелковатый, но крепко сбитый мужичок, водивший по сторонам хитроватыми глазами.