В течение более чем 10 лет социальная критика западных промышленно развитых обществ была сосредоточена на их материальных достижениях. Что-то обязательно
Истина и благосостояние
Есть ли какая-нибудь действительная причина, по которой несчастье делает человека ближе к истине? Вероятно, за это странное предположение несут ответственность в основном библейские притчи, но с тех пор то, что считается истиной, давно перестало быть религиозной или теологической истиной (для которой указанное выше действительно может быть верным), превратилось в научную, верифицируемую, практическую истину, и то, почему такая истина должна открываться человеку с пустым желудком и в лохмотьях, а не тому, кто хорошо одет и сыт, совершенно неочевидно.
Если бы это было так, то начиная со времен каменного века человек владел бы истиной о себе и своих социальных отношениях все в меньшей и в меньшей степени, поскольку его условия жизни постоянно улучшались. Может быть, в таком случае, для того чтобы осмыслить свою социальную жизнь, человек должен быть не слишком беден и не слишком богат? Из этого предположения вытекают непреодолимые трудности, связанные с тем, кто будет решать, что такое слишком много и что такое слишком мало. Это гораздо сложнее, чем определить крайние позиции, потому что легче достичь согласия о минимально допустимой точке, до которой может опуститься человеческое существование, чем достичь корректной средней величины.
Эта странная обратная связь между социально релевантной истиной (или подлинностью) и благосостоянием большинства – главный тезис западной социальной критики с начала 1950-х гг., – вероятно, представляет собой всего лишь возрождение гораздо более старого идеологического подозрения чисто марксистского происхождения. Между 1848 и 1948 гг. считалось, что буржуазное, основанное на ценностях свободного предпринимательства мировоззрение в принципе неспособно постичь истину. Это было «ложное сознание», идеология, содержание которой определяли интересы непролетарского класса. Только пролетарий, рабочий или, по крайней мере, выразитель его интересов, интеллектуал, отдалившийся от среднего или высшего класса, из которого он часто происходит, обладал подлинной социальной истиной. Однако после 1950 г. эта теория больше не производит особого впечатления в промышленно развитых странах Запада. Общий стиль поведения и жизненные стандарты квалифицированных фабричных рабочих, «белых воротничков» и сельскохозяйственных производителей довольно схожи. На самом деле во многих случаях соотношение уровней реальных доходов стало парадоксальным: доход фабричного рабочего может быть больше, чем у «белого воротничка». Что в таком случае должен был делать склонный к критике интеллектуал в Европе или в США, если не расширить свою идеологическую подозрительность?
«Преступление» Гете