Завоевание счастья

Тесно связан с указанным ощущением страх оказаться блудной овцой, изгнанной из стада. Человек, который шельмует в карточной игре или не выплачивает долг чести, лишен каких бы то ни было устоев, подразумевающих боязнь осуждения ближних. В этом он схож с религиозными реформаторами, анархистами и революционерами: все они солидарны в том, что каково бы ни было настоящее, будущее принадлежит им, и чем ничтожнее их настоящее, тем блистательнее будет их будущее. Эти люди, несмотря на враждебность общества, не чувствуют себя грешниками, но человек, который полностью принимает общественную мораль, одновременно выступая против нее, сильно страдает, лишаясь единения с ближними, и страх этой катастрофы (или боли, с нею связанной) вполне может побудить его посчитать свои действия греховными.

Впрочем, ощущение греховности в своих главных формах уходит гораздо глубже. Оно коренится в бессознательном и не проявляется в сознании в виде страха неодобрения со стороны других людей. В сознании определенные виды наших действий получают пометку «Грех» без видимых причин для самого человека. Когда кто-то совершает эти действия, он чувствует себя неловко, сам не зная почему. Он хочет быть таким человеком, который способен воздерживаться от поступков, признаваемых грехом. Он удостаивает морального восхищения только тех, кого полагает чистыми сердцем. С большей или меньшей степенью сожаления он принимает за данность, что сам не вправе быть причисленным к святым; при этом его представление о святости, вероятно, практически нереализуемо в повседневной жизни. Следовательно, он идет по жизни с чувством вины, ощущая, что лучшее – не для него и что самые возвышенные моменты его жизни суть поводы для сентиментального раскаяния.

Источником этих ощущений практически во всех случаях являются моральные наставления, преподанные человеку ранее шестилетнего возраста его матерью или няней. Сызмальства он узнает, что плохо сквернословить и что не очень-то хорошо употреблять выражения, недостойные дамского общества, что только дурные мужчины пьют спиртное и что табак несовместим с высшей добродетелью. Он узнает, что никогда не следует лгать. А также, самое важное, он узнает, что всякий интерес к сексуальным вопросам омерзителен. Этот человек усваивает взгляды своей матери и верит, что ее устами с ним говорит Творец. Материнская любовь – или, если мать пренебрегает своими родительскими обязанностями – забота няни видится величайшим удовольствием в жизни, причем это удовольствие доступно, лишь когда он не грешит против усвоенного морального кодекса. Поэтому он начинает усматривать нечто смутно ужасное в поведении, вызывающем неодобрение его матери или няни. Постепенно, по мере взросления, он забывает, откуда взялся этот моральный кодекс и каково было изначальное наказание за его нарушение, но вовсе не отвергает сам кодекс и не перестает считать, что произойдет нечто жуткое, если он посмеет его нарушить.

Вообще-то, во многом эти моральные наставления для детей лишены рациональных оснований и потому вряд ли применимы к повседневному поведению обычного человека. Например, человек, который употребляет так называемые «дурные слова», с рациональной точки зрения ничуть не хуже того, кто этого не делает. Тем не менее практически каждый, кто попытается вообразить святого, сочтет необходимым условием святости отказ от сквернословия. С позиций разума это попросту глупо. То же самое относится к алкоголю и табаку. Что касается спиртного, описанное ощущение неведомо южным странам; более того, здесь обнаруживается некое двуличие, ведь известно, что Господь и апостолы пили вино. А по поводу табака отрицательное отношение объяснить проще, ибо вся великие святые жили до того, как курение вошло в обиход. Но и тут не найти рациональных возражений. Уверенность в том, что никто из святых не стал бы курить, опирается на мнение, будто никто из них не стал бы делать ничего такого, что доставляло бы удовольствие. Эта аскетическая черта повседневной морали превратилась едва ли не в подсознательную, но она проявляет себя множеством способов, лишая наш моральный кодекс рациональности. В рациональной этике будет похвальным приносить удовольствие кому-либо, даже самому себе, при условии, что не возникает равнозначных отрицательных последствий для себя или для других. Идеально добродетельный человек, если избавится от аскетизма, будет тем, кто допускает наслаждение всем хорошим в отсутствие дурных последствий, способных перевесить наслаждение.