Завоевание счастья

Все подобные сравнения бессмысленны и глупы; не важно, кто вызывает наше негодование – царица Савская или ближайший сосед, страдать по этим поводам бесполезно. Мудрый человек не перестает восхищаться тем, чем восхищался ранее, только потому, что у кого-то есть что-то еще. По сути, зависть представляет собой форму порока (отчасти морального, отчасти интеллектуального), который проявляется в том, чтобы воспринимать вещи не такими, каковы они сами по себе, а лишь через их сопоставление. Скажем, я зарабатываю достаточно для того, чтобы удовлетворять свои нужды. Вроде бы я должен быть доволен, но мне известно, что кто-то, кого я вовсе не считаю лучше себя, зарабатывает вдвое больше моего. Если я завистлив, это открытие ослабляет то удовлетворение, которое я до сих пор ощущал, и меня начинает разъедать чувство несправедливости. Здесь надлежащим лекарством будет ментальная дисциплина, привычка избегать бесполезных мыслей. В конце концов, что может быть завиднее счастья? Если я сумею исцелиться от зависти, то смогу обрести счастье – и уже мне станут завидовать. Человека, который получает вдвое больше меня, наверняка терзают сомнения, что кто-то зарабатывает вдвое больше него, и так далее. Если хочется мирской славы, можно завидовать Наполеону. Однако сам Наполеон завидовал Цезарю, Цезарь завидовал Александру, а Александр, смею полагать, завидовал Гераклу, персонажу вымышленному[49]. Потому нельзя избавиться от зависти лишь через достижение успеха, ибо всегда найдется, в истории или в легенде, кто-то более успешный. Избавиться от зависти возможно, наслаждаясь удовольствиями на своем жизненном пути, выполняя ту работу, которую нужно делать, избегая сравнений с теми, кого вы мните (не исключено, что совершенно зря) более удачливыми, чем вы сами.

Излишняя скромность имеет много общего с завистью. Скромность считается добродетелью, но лично я сильно сомневаюсь в том, стоит ли рассматривать ее в самых предельных формах как таковую. Скромным людям нужна изрядная доля одобрения, и зачастую они не отваживаются браться за дела, которые вполне способны выполнить. Они считают, что находятся в тени тех, с кем обычно общаются. Поэтому они особенно склонны к зависти, а зависть подталкивает их к несчастью и злобе.

Со своей стороны, готов заметить, что многое можно сказать о воспитании мальчика, привыкшего воображать себя среди лучших. Не думаю, что павлин завидует хвостам других павлинов, так как каждого павлина убеждают, будто его собственный хвост – лучший на всем свете. А потому павлины – птицы довольно миролюбивые. Вообразите, насколько прискорбной сделалась бы павлинья жизнь, если бы этим птицам стали внушать, что скверно восхищаться собой. Всякий раз, видя, как другой павлин распускает хвост, наша птица говорила бы себе: «Я не должен думать, что мой хвост лучше, чем у него, потому что это неправда, но как же мне этого хочется! Вон тот напыщенный индюк так уверен в своем великолепии и превосходстве! Выдрать ему, что ли, парочку перьев? Тогда, глядишь, мне больше не придется перед ним унижаться». Или наш герой подстроит ловушку другому павлину, или докажет, что его собрат повинен в поведении, недостойном этой птичьей породы, и публично осудит его на собрании павлиньих вожаков. Постепенно он придет к убеждению, что павлины с особенно красивыми хвостами почти всегда порочны и что мудрый правитель павлиньего царства должен выделять среди прочих скромную птицу с несколькими облезлыми перышками в хвосте. Твердо усвоив это мнение, наш герой начнет желать смерти всем птицам с красивыми хвостами, а в итоге по-настоящему красивый хвост превратится в смутный отголосок прошлого. Таково торжество зависти, маскирующейся под мораль. Но там, где всякий павлин мнит себя красивее других, отсутствует необходимость во всех перечисленных репрессиях. Каждый павлин рассчитывает получить первый приз в состязании красавцев, и каждый, ценя собственную паву, верит, что преуспел.