Завтра. Сборник коротких рассказов

Я присел в тени плакучей ивы, которая склонила свои тонкие, лимонно-желтые ветви к воде и тихо водила ими взад и вперед. Мне стало так спокойно, что я задремал. Спал не знаю сколько, но когда проснулся, то был полон сил: земля напитала меня, и чувствовал я себя лет на десять моложе. Солнце уже скатывалось в закат, и я, глядя на озеро, залюбовался оранжевыми лучами, которые, касаясь озера, холодели и схватывались, словно выплеснутый в воду горячий воск. Не знаю, сколько бы я еще просидел вот так, любуясь безмятежной гладью и подставляя лицо теплым лучам, если бы из-за пригорка за моей спиной не послышался женский окрик.

– Олееег!!! – услышал я и обернулся.

На пригорке показалась женщина. Она была одета в домашнее платье, и все в ее облике выдавало растерянность и даже страх. Волосы ее были взъерошены, и нижние пуговицы на одежде, кажется, отсутствовали. Кроме того, она была босая и задыхалась, как от быстрой ходьбы. Я молчал, а женщина снова закричала, долго и протяжно, вытягивая каждую букву:

– Аааалееееег!

Она стала спускаться. Я предположил, что имела место семейная ссора, потому что на лице ее, землисто-серого цвета, алели хаотичные красные пятна. Я хотел обратиться к ней, но она опередила меня. Подбежав ко мне, она выкрикнула, громко, будто я был глухим:

– Здесь был мужчина? Вы видели тут мужчину? Большой такой, без рубашки, в штанах… – в голосе я уловил панику.

Я ответил, что, кажется, видел кого-то. Теперь я припоминал, что действительно видел мужской силуэт у воды. Это было, когда я почти заснул. Она, услышав это, вскрикнула и схватилась за лицо.

– Пьяный он, нельзя было отпускать, нельзя, нельзя… – повторяла она как заведенная и побежала к воде. Я поднялся и пошел за ней, стараясь не поддаваться ее волнению. Уж не думает ли она, что…

И тут мы оба заметили их. Справа от берега, возле невысокой песчаной отмели лежали резиновые шлепанцы, большие, явно мужского размера. Женщина ускорила шаг, я тоже, но, не успев добраться до них, она вдруг упала на песок и закричала в голос. Страшный звук до сих пор стоит у меня в ушах, когда я вспоминаю секунду, в которую она узнала обувь своего мужа, одиноко лежащую у воды. Я бросился было успокаивать ее, но она, будучи в истерике, оттолкнула меня прочь. Она хотела одного: кричать, бить руками по песку и, в бесплодной надежде, взывать. Она умоляла озеро вернуть ей мужа, она хотела, чтобы он вернулся к ней целым и невредимым. Вернулся живым.

Я смотрел на озеро, к которому с исступленной мольбой взывала женщина, и оно уже не казалось мне мирным. Теперь темнота его вод казалась мне зловещей. Я ощущал, как ветер, взявшийся вдруг ниоткуда, пробежал по моей спине, вызывая дрожь. Я поежился. Солнце почти село, а я так хотел, чтобы оно еще хоть немного погрело эту, не помнящую себя от горя, несчастную. Да и меня в придачу, ведь я был действительно потрясен. Но светило все же скрылось, и приветливая поляна накрылась тенью, а озеро потемнело. Теперь это была черная, смоляная лужа, на дне которой спал вечным сном человек.

Я потерянно стоял неподалеку и думал о том, как быстро все меняется в этом мире! Дело лишь в том, какими глазами мы на это смотрим. Минуту назад передо мной была умиротворяющая гладь, теперь же она на глазах превратилась в гнетущее, жуткое место, ставшее чьим-то последним пристанищем. А всему виной – эти шлепанцы, лежащие на песке. Старые резиновые шлепанцы, со стоптанной пяткой, купленные на рынке за каких-то сто рублей.

Объявление

– «Потомственная крестьянка желает связать себя узами брака». Нет, ты слышал? – захохотал в голос унтер-офицер Светлищев. В руке его догорала сигарета «от Мичурина» с яблочным вкусом. Пепел от нее упал на китель, но он этого не заметил, так как был поглощен чтением прелюбопытнейшего объявления в «Московских ведомостях». Он вновь повторил, словно его собеседник до того ничего не слышал:

– Потомственная крестьянка! Ха-ха-ха. Это умора, как есть! Что же это за фортель: обозвать себя потомственной и рядом поставить – крестьянку?

– Любопытные нынче женщины пошли! – отозвался Кирилл Арсеньевич, сидящий на другом конце стола, на котором дымился самовар и источали аромат дивные сахарные плюшки.

– Это же только начало! – продолжил Светлищев. – Слушай дальше, что пишет: «Приданого нет и не предвидится». И как это прикажете понимать? Бери ее как есть, в лохмотьях, с лаптями на босу ногу, да пускай за стол на потеху гостям? Представить смешно, ей-Богу. Коли нет у тебя образования да сословия, то, будь мила, знай свое место. Эк удумала, – крякнул он напоследок.

– Да бросьте вы! В наше время пора бы уже и забыть об этом позорном наследии. Крепостного права уже лет пятьдесят как нет, двадцатый век на дворе, а вы всё туда же. Пишет же, что потомок крестьян, а значит, по всей видимости, женщина трудолюбивая и покладистая.

– Это как посмотреть! Гляди, что еще пишет: «Труд почитаю…»

– Ну я же говорил! – воскликнул Кирилл Арсеньевич, оглаживая бородку.