Инвентаризация операций с имуществом госкомпаний не осуществляется в принципе. Эффективность использования госсобственности также почти не контролируется – вероятно, по инерции начала 90-х годов. Как показывает практика (в частности, тот же скандал с «Оборонсервисом»), Росимущество не в состоянии решать эту задачу. Оно устанавливает показатели эффективности деятельности госкомпаний, но делает это столь примитивно (или потакая руководству этих компаний), что эти показатели объективно обеспечивают высокие бонусы топ-менеджерам, а не развитие предприятий.
В основном это рентабельность, рассчитанная на основе чистой прибыли, – даже если она получена от продажи активов или сопровождается увеличением стоимости продукции, снижением ее качества и оттоком квалифицированных кадров. Темпы же создания современного оружия и его качество, как правило, вовсе не рассматриваются при оценке деятельности руководителей госкомпаний, равно как и такие важные для сложных производств факторы, как конкурентоспособность, эффективность применяемых моделей и стратегий бизнеса, риски и отдача от инвестиций, инвестиционная привлекательность и стратегическое доверие к компании со стороны инвесторов, социальные ожидания общества и персонала компании.
Между тем снижение качества продукции военного назначения (в первую очередь из-за износа основных фондов) является одной из острейших проблем оборонно-промышленного комплекса России. Затраты на устранение дефектов в ходе производства, испытания и эксплуатации данной продукции доходят до 50 % от общего объема затрат на ее изготовление, в то время как в развитых странах этот показатель не превышает 20 %.
Болезненной проблемой остается размер оплаты труда руководства государственных компаний, вызывающий справедливое возмущение общества, а порой и власти. Хотя в оборонно-промышленном комплексе эта проблема не столь остра, как в других сферах, несбалансированность оплаты топ-менеджмента и производственного персонала является самостоятельным источником социальной напряженности. Существенно, что рост средней зарплаты считается достижением, даже если обеспечивается прежде всего за счет топ-менеджмента.
Кроме того, при высокой оплате труда топ-менеджмента интегрированных структур его реальная ответственность и напряженность работы на порядок ниже, чем у директоров входящих в них предприятий оборонно-промышленного комплекса. Директора постоянно находятся в стрессовом состоянии, так как должны добывать заказы и исполнять их, в том числе и ценой совершения коррупционных преступлений (предоставления разнообразных «откатов»), одновременно обеспечивая специалистов своего предприятия приемлемой оплатой.
Дисбаланс между положением топ-менеджмента интегрированных структур и директоров предприятий – одна из причин дефицита квалифицированных управленцев[6]
.В целом интегрированные структуры, в том числе и в оборонно-промышленном комплексе, остаются для государства непрозрачными и неуправляемыми.
В результате при отсутствии государственной стратегии бюджет становится беззащитным перед корпоративным лоббированием. С 2006 года гособоронзаказ уверенно превышает выручку от экспорта оружия, что сделало его привлекательным для раздела.
Лоббизм становится основным средством, определяющим выбор поставщиков.
«Нас просто не пускают делать ракеты для самолетов и ПВО, – рассказывает замгенконструктора ОКБ «Новатор» Вячеслав Горбаренко. – В Генштабе… сложились лоббистские структуры, и их деятельность приобрела системный характер. Офицеры, которые служат в Москве при штабах, в 50 лет выходят в отставку. Им надо думать, чем… жить дальше. Поэтому они становятся лоббистами тех или иных предприятий. В результате на вооружение и в производство попадают не самые лучшие изделия. После одного из конкурсов, который мы проиграли, ко мне подошли и прямо сказали: «Ну, куда вы лезете со своими ракетами? Делаете их для ВМФ – вот и делайте! Что из того, что ваши лучше? Что же теперь – все КБ «Факел» (традиционный поставщик ВВС и ПВО) нужно закрыть и распустить?»[7]
Апофеозом лоббизма стало поручение производства «Булавы» разработчику, который до того занимался только производством ракет сухопутного базирования, требования к которым принципиально отличаются от ракет морского базирования, которой является «Булава». Это представляется главной причиной хронических неудач данного проекта.
Ключевая для развития России задача принципиального изменения взаимоотношений ОПК с остальной экономикой для превращения его из затратной компоненты в локомотив технологического, хозяйственного и социального развития всерьёз даже не ставится.
Гладко было на бумаге