Завтрак с полонием

Андрей поздоровался с коллегой, переоделся в защитный костюм и подошел к гермозоне — надежно защищенному контейнеру с рабочими образцами. Передняя стенка контейнера была сделана из специального свинцового стекла, надежно защищающего ученого от радиации. Прямой контакт с радиоактивными образцами был исключен — для работы в контейнере Андрей использовал герметичные «рукава» из особой защитной резины, заканчивающиеся перчатками, нечто вроде манипулятора. Вложив руки в эти рукава, он захватил несколько крупинок изотопа и перенес их на лоток миниатюрной центрифуги. При этом два крошечных кристаллика он как бы нечаянно уронил на плоскую подставку, куда обычно помещал отходы эксперимента. Сделав это, Андрей невольно скосил глаза на Высоковского. Леня прильнул к окуляру спектрографа, не обращая ни на что другое внимания. Ему и в голову не могло прийти, чем занимается коллега.

Андрей запустил центрифугу и как ни в чем не бывало продолжил начатый вчера эксперимент по очистке компонентов для «атомной батарейки». Все было как обычно, только два едва заметных кристаллика среди отходов говорили ему о том, что решение принято и он вступил на зыбкую, опасную почву.

Рабочий день шел своим чередом. Время подошло к обеду. Высоковский закончил работу, распрямился и проговорил, обращаясь к Андрею:

— Пойдем в столовую?

— Не могу прерваться, — ответил тот, не оборачиваясь. — Центрифуга запущена, сам понимаешь… будь другом, принеси мне пару бутербродов, я здесь перехвачу!

Инструкции строго запрещали есть в лаборатории, перед всяким приемом пищи полагалось переодеваться и проходить дезактивацию, но сотрудники лаборатории часто эту инструкцию нарушали — прерывать эксперименты не всегда возможно, а есть хочется, и соображения безопасности отступали перед голодом.

— Тебе с чем? — спросил Леня, задержавшись в дверях.

— С сыром, — отозвался Андрей, прильнув к окулярам.

Едва дверь лаборатории закрылась за Высоковским, он нажал кнопку извлечения отходов. На табло загорелась красная лампочка: при включении этого режима всем сотрудникам полагалось покидать лабораторию. Лоток с отходами выехал в специальный отсек гермозоны, с внутренней стороны опустилась защитная панель, с внешней — открылся специальный клапан доступа. Андрей, покосившись на дверь, достал из ящика рабочего стола пинцет, подцепил им один за другим два крошечных кристаллика и осторожно положил их на заранее приготовленный кусочек фольги. Остальное содержимое мусорного лотка сбросил в специальный контейнер для утилизации и нажал вторую кнопку. Лоток вернулся в гермозону, клапан доступа закрылся, и тревожная лампочка на табло погасла.

Андрей тщательно завернул кристаллы в фольгу и спрятал пакетик в карман.

Едва он закончил, дверь распахнулась и в лабораторию вошел Высоковский.

— С сыром не было, — жизнерадостно объявил он с порога. — Я взял с ветчиной. Ничего? Если не будешь, я сам съем.

— Буду, — отозвался Андрей охрипшим от волнения голосом.

Он снял перчатки, подошел к раковине и долго-долго отмывал руки.

Андрей, разумеется, знал, что испускаемые полонием тяжелые альфа-частицы обладают очень низкой проникающей способностью и украденный образец не представляет для него никакой опасности, но все мыл и мыл руки, как шекспировская леди Макбет, которая пыталась отмыть со своих рук кровь.

Бутерброды показались ему совершенно безвкусными, как будто вместо ветчины был картон, но он доел их, чтобы не вызвать у Высоковского лишних вопросов.

На вахте в этот день дежурила старая сотрудница охраны Варвара Степановна. Бросив равнодушный взгляд на Андрея, машинально сверив фотографию на пропуске с оригиналом, она нажала кнопку, и металлический турникет провернулся, выпуская его за пределы института. Конечно, по инструкции она могла досматривать личные вещи сотрудников, но тогда процедура растянулась бы на долгие часы, а за ту жалкую зарплату, которую ей платили, Варвара Степановна не собиралась портить нервы себе и окружающим.

Андрей вышел на улицу, испытывая одновременно облегчение и страх.

Он сделал то, чего от него хотели. Вынес из лаборатории изотоп и не попался. Но теперь для него не было пути назад. Он прошел то, что называется точкой возврата, — ту точку, пройдя которую самолет уже не может вернуться на базу.

Кусочек фольги в кармане брюк казался ему тяжелым, как чугунная гиря, и раскаленным, как расплавленный металл. Неужели ему придется хранить эту улику целую неделю, до следующей встречи с тем утренним человеком?

Андрей почувствовал облегчение и почти радость, увидев на углу знакомую сутулую фигуру в коротком черном пальто и надвинутой на глаза кепке.

Мужчина шел навстречу, слегка покачиваясь. Поравнявшись с Андреем, он толкнул его, обдал перегаром и забормотал:

— Извини, мужик, я того… не хотел… понимаешь, выпили мы с Серегой… — И тут же трезвым, отчетливым шепотом — прямо в ухо: — Иди на остановку, садись в троллейбус…