Здесь, под небом чужим

«– Бряцать оружием или входить во властнические организации с целью взорвать их изнутри было бы весьма позорно и недостойно, – продолжал убеждать Долженко. – Священной обязанностью теперь надо считать вопрос организации свободных коммун в советских условиях. В этом мы имеем достаточно опыта и должны показать деревне, насколько эффективно можно устроить коллективную жизнь. Пусть даже эти коммуны будут нести обычное бремя государственных налогов, подчиняясь власти».

Обычно Иван Долженко редко высовывался из рядов вперед, старался держаться в тени, а тут его словно бы прорвало – так много накипело в душе, и в пене той душевной плавало много мусора.

«– Надо проповедовать коллективизм, которому большевики выдали вексель чуть ли неприкосновенности и массу привилегий. Мы должны оружие сдать в музей революции и организовать хоть сколько-нибудь свободных коммун, повторяю, в советских условиях. Стремиться к власти было бы не архаическим актом, а восставать против нее изнутри или извне, значит, надо стать махровым контрреволюционером.

– Да ты, Иван, совсем без ума, – вспылил Вдовиченко. – У тебя, видно, повышенная температура, к врачу надо съездить! Как можно организовать коммуну, когда носа не показывай, когда за тобой, как за зайцем, охотятся красные стрелки. Одно дело – говорить, другое – делать. Бряцать оружием сейчас нехорошо. Но что нам делать, когда нас лишают самого дорогого – жизни?»

Белаш описал все как было. Произнеся эту фразу, Вдовиченко не выдержал, рубанул рукою воздух, будто шашкой, в плече у него что-то хрустнуло, по лицу пробежала болезненная тень.

– Нас убивают! – вскричал он громко, потом пригнулся и глянул сквозь низкое подслеповатое оконце хаты, в которой происходил разговор, на улицу – нет ли там чего-нибудь опасного?

Дорога была пуста.

– По-моему, на селе надо организовать политическую и экономическую самозащиту, – сказал он. – Надо организовать сопротивление.

«Сидящие в хате крестьяне поддерживали Вдовиченко и готовы были предоставить в его распоряжение и сыновей, и лошадей. Они говорили:

– Чого ви кинули гвинтiвки, чого на iх дивитися?

Но верх был на стороне Долженко: было решено сидеть в подполье, ожидая, пока выяснится положение на деникинском фронте, откуда слышалась орудийная канонада.

16 февраля прибыл разведчик от Павловского. Он рассказал, что 4-й Крымский корпус рассыпался по домам после того, как красные части начали обезоруживать полки, а командиров расстреливать.

– Вечером 8 января мы заняли Мелитополь, – вспоминал разведчик. – Слащев во все лопатки драпал на Сальково. Павловский подходил к Перекопу и Николаеву. Вдруг 12 января прибыли красные дивизии и набросились на наш 15-й полк. Мы с Володиным оторопели и с конной разведкой побежали к Павловскому. Кроме 15 полка погибли еще два: 16-й пехотный Чайки и Крымский конный. В Чаплинке мы встретились с Павловским и не знали, что делать. Из Штарма не поступало никаких сведений и распоряжений, и места его пребывания никто не знал. Тут же мы решили ударить на Перекоп и уйти в Крым. 20-го января мы заняли Перекоп и Армянский Базар, где противника почти не было. Продержались там до 23 января. Пришли красные под командою Саблина и начали нас обезоруживать, а из Крыма Слащев начал напирать. И мы – кто куда…»

Грустно читать эти строки.

Взятие Перекопа – это особая страница в истории Гражданской войны. Десятки книг написаны про это, фильмы сняты, а того, что происходило на самом деле, не знает, похоже, никто и вряд ли узнает, поскольку не осталось в живых ни одного человека, который переворачивал эту страницу истории.

Командовал операцией по взятию Крыма человек талантливый, обаятельный, жесткий – Михаил Васильевич Фрунзе, в подчинении у него находилось несколько крупных, ставших популярными военачальников – Блюхер, Корк, Буденный… Махновцами командовал Семен Каретников – он поступил в распоряжение командующего Шестой армией Корка.

Задача была поставлена непростая – преодолеть Сиваш и взять плацдарм на Литовском полуострове, с этого плацдарма уже и действовать.

Фрунзе рассчитал все правильно: Крым был связан с материком тремя нитками, первая из них – длинный тридцатишестикилометровый Перекопский перешеек, густо изрезанный, изрубленный окопами, пулеметными гнездами, траншеями, ходами сообщений, каждый метр этого перешейка был тщательно пристрелян; вторая нитка – насыпной Турецкий вал – гигантская стена длиною в одиннадцать километров, укрепленная, пожалуй, еще сильнее, чем Перекоп, подстрахованная кораблями белых, стоящими в Каркинитском заливе, – из своих орудий они могли молотить по наступающим красным частям, и третья нитка – брод через мелкое вонючее Сивашское море.

Перекоп было поручено взять Блюхеру. Махновцы же вместе с 15-й и 52-й дивизиями красных должны были войти в Крым по третьей нитке – через Сиваш – и тем самым отвлечь внимание белых от Блюхера.

Силы у махновцев были приличные – более трех тысяч сабель и четыреста пятьдесят пулеметов на тачанках.