Здравствуй, ледяной принц!

Вот только и сквозь сон я продолжала прислушиваться к состоянию Винтера. То и дело открывала глаза, смотрела на его спокойное, безмятежное лицо — и засыпала снова. Сколько прошло времени? Пять часов? Шесть? Стоило ощутить, что Винтер заворочался, как тут же открыла глаза. Он все еще спал, но на лбу выступили мелкие капельки пота. Я не стала его будить — может, во сне будет легче? Только лежала тихо-тихо и прислушивалась к дыханию — сначала размеренному, затем рваному.

— Вин? — позвала чуть слышно.

Он не ответил. Я осторожно выбралась из его объятий. Винтер тут же почувствовал, открыл глаза — мутные, больные. Свет ночника едва рассеивал мрак, но его хватало, чтобы увидеть — Винтеру плохо.

— Пойду, принесу лекарство, — шагнула в сторону кухни, но Винтер успел перехватить мою руку:

— Нет, пожалуйста.

— Вин, будет хуже.

— Зарицкий сказал, что это неизвестно.

Послушалась, села рядом с ним, сжала в руках пылающую ладонь. Кожа Винтера никогда на моей памяти не была горячей, а сейчас пылала. Я кусала губы, чтобы не поддаваться панике. Не сейчас, когда я ему нужна.

— Все будет хорошо, — провела по спутанным волосам. — Все пройдет. Потерпи.

— Не разговаривай со мной, как с маленьким.

— Хорошо, ты же у нас взрослый. Давай-ка я возьму градусник. Он здесь, в шкафу.

— Что такое градусник? — Винтер приподнялся на подушке.

— О, это очень интересный прибор. — Я поднялась и подошла к шкафу, достала с полочки электронный градусник и нажала на кнопку. — Вот, прижми рукой к телу и держи крепко, а потом будет фокус.

— Алена!

— Что? Шучу я, шучу.

Легонько поцеловала в щеку. Меня трясло, а печать на запястье взбунтовалась, то вспыхивая, то почти исчезая. Раздался знакомый сигнал, и я показала Винтеру экран, на котором значилось — тридцать восемь и пять.

— Что означают эти цифры? — спросил Вин, разглядывая градусник.

— Температуру твоего тела. У здорового человека она составляет тридцать шесть и шесть. А у тебя повышенная. Значит, надо выпить зелье Зарицкого. Где оно?

— В кармане куртки.

Винтер уже отбивал зубами дробь, поэтому ответ получился невнятный. Я быстро помчалась в прихожую, отыскала в кармане пузырек и накапала десять капель на стакан воды. Вернулась в спальню и села рядом с принцем.

— Выпей, пожалуйста, — прислонила край стакана к его губам.

Вин не спорил. Покорно выпил снадобье — и, вроде бы, стало немного лучше. Его уже не так трясло, а я засекла час. Следующую порцию можно будет выпить в три часа ночи.

— Расскажи мне что-нибудь, — попросил Винтер.

— Что?

— Что угодно. О ваших традициях, например. Свадебных.

— Кто о чем, а ты о свадьбе. Хорошо, слушай.

Я говорила и говорила, сжимая ладонь Винтера в своих руках. Не знаю, слушал ли он, но стоило замолчать, открывал глаза. А когда я остановилась перевести дух, и Винтер не пошевелился, стало страшно. Может, уснул? Коснулась лба — кажется, температура стала еще выше. Зарицкий говорил, что побочный эффект зелья для каждого длится по-своему. Сколько же придется страдать Винтеру?

Часы пробили три. Я снова поспешила на кухню, навела лекарство — а когда вернулась, Винтер метался по постели, кажется, не понимая, где находится.

— Тише, тише. — Попыталась его успокоить. — Тише, мой хороший. Давай выпьем лекарство.

На этот раз было гораздо сложнее заставить Винтера выпить снадобье. Часть расплескалась, а он смотрел на меня так, будто не узнавал. Градусник показывал тридцать девять и семь. Будь он полностью человеком, я бы вызвала скорую. Но даже этой возможности не было, и мы с его болезнью остались один на один.

— Потерпи, мой родной, — шептала в отчаянии. — Потерпи еще немного. Скоро все закончится, и мы с тобой пойдем… на каток. Хочешь на каток?

— Да… — прошелестел ответ. Хоть какой-то толк от снадобья.

— Значит, так и поступим. А потом можем поехать куда-нибудь с Яриком и Мириком. Они вчера звонили, звали. Ты только выздоравливай скорее. Как только управление сделает тебе паспорт, сможем попутешествовать. Далась мне эта работа, правда? Потом найду. Или вообще открою свое агентство, попрошу папу, чтобы помог.

— И ты станешь моей женой? — спросил Вин сипло.

— Стану, стану. Если не будешь пить странные зелья и искрить магией.

К рассвету стало совсем худо. Винтер не приходил в себя — только время от времени открывал глаза, чтобы отыскать меня взглядом, и снова проваливался в беспамятство. Он метался по кровати. Его тело выгибалось, и всю комнату заливало голубоватое сияние. Я пыталась как-то облегчить его боль, но что я могла? Он звал не меня, а совсем незнакомых людей. Ассия, Скайя, Герден. И много, много других, которые я с трудом разбирала.

По щекам катились слезы. Я едва не выла от бессилия, сходила с ума — и не знала, что делать. Только снова и снова шептала, что все будет хорошо. А когда среди сбивчивых, невнятных имен расслышала тихое «мама», и вовсе стало нечем дышать. Винтер, который избегал даже говорить об этой женщине, звал её в минуту боли.

— Я здесь, — сжала его руку. — Я с тобой.