Здравствуй, Шура!

Шлю тебе горячий привет. Ты обижаешься, что я тебя забыла и не хочу писать – это неверно, как видишь, пишу 23-е. Просто ты моих писем не получаешь. Я тебе посылаю простые письма и открытки, а чтобы послать заказное, так никогда нет на месте человека, принимающего заказные, так что не серчай на меня. Я только и думаю про тебя и как бы скорее попасть в Гомель. Я бы сама варила тебе супы, а то мне не нравится, что тебе варит какая-то телефонистка. На душе стало больно, когда я прочитала твое письмо, хотя ты и убеждаешь, что не забыл нас, но мне как-то нехорошо. Думаю, почему я сейчас не с тобой, и если бы была, то было бы у тебя белье чистое и постель тоже, и не было бы вшей. А то пока мы к тебе приедем, то тебя, бедняжку, вша заест. Потерпи, мой дорогой, может скоро будем жить вместе, тогда все наладится, и не будет этой гадости. Когда поедешь к вашим, то пусть они тебе все постирают. Есть ли у тебя мыло, и почем оно на рынке? Мы ходим чистые и вшей нет. Эдик в Ижевске, Вера учится хорошо, Борик много играет во дворе. Все сыты и здоровы. Вася к Вере часто ходит и есть за чем. Она ему и мяса дает, и муки, и молока. Со мной пробовал ругаться, но я не стала с ним говорить. Почему не пишешь, где сейчас отец? Ты пишешь, что выпил вина. Я бы тоже не прочь выпить, но негде его взять. Когда ты приедешь и заберешь нас, тогда выпьем. Целуем все тебя».

22.03.1944

Я пишу жене Шуре свое 39-е письмо:

«Здравствуй, Шура!

Как я уже писал, получилась ерунда с квартирой. Вселили мне семью из трех женщин и ребенка. И ни черта не сделаешь, потому что вас нет. Я все врал, что вы едете, а теперь уже мне не верят. Насчет визы пока никуда не ходил, не знаю, что и делать. Если бы дали, то вагон не дадут, и надо будет ехать пассажирским. У нас тепло. Получил вчера картошки три пуда по 70 рублей за пуд, а на базаре она по 180 рублей за пуд. Денег я не шлю, раз вы мне так категорично запретили. Живу пока неплохо. Обут, одет. Целую вас всех. Пиши чаще».

26.03.1944

Пишу жене Шуре в Средний Постол письмо № 40:

«Здравствуйте, Шура и детки!

Что-то давно от вас нет писем. Как получил № 18 восемнадцатого марта, так больше ничего нет. Сегодня выходной, сижу в конторе, работаю. Сейчас пойду обедать. На улице мороз, ветер. Я уже писал, что мне вселили в квартиру семью. Насчет визы и билета пока никуда не обращался. Об отпуске при текущей большой работе нечего и думать. Отправила ли книги и когда? Работаешь в колхозе или дома? Как ваше здоровье? Я жив, здоров. Насчет питания неплохо, но денег нет. Нужно платить за ботинки, костюм ватный, да я подписался на 200 рублей на постройку танковой колонны. Но ты пишешь, чтоб тебе не высылал денег, так что я придерживаюсь этого и ничего не шлю. Ну, пока. Целую».

29.03.1944

В своем письме № 24 жена Шура пишет:

«Здравствуй, дорогой Саша!

Долго нет от тебя писем. Я 20 марта получила твое 35-ое и восемь дней ничего больше не получаю, очень скучно. Ждала сегодня, а Вера пришла с работы с пустыми руками. Поужинали, она ушла на собрание, а я пишу тебе. Я уже ответила на все твои письма и думала сегодня, получив от тебя письмо, ответить и на него. А письма нет. Мне просто нечего писать, потому что нигде не бываю, все дома: варю, стираю, кормлю всех, шью, няньчу Лёню. Вот так все дни и проходят, а все ближе к смерти. Вера бегает в школу, Борик помогает мне, гуляет много во дворе, катается на санках. Все письма от тебя я получаю. Целуем тебя, твоя Шура».

В этой открытке Шура жалуется на то, что не скоро получает мои письма. Но это, наверное, цензура тормозит, чтобы не проскочило что-либо недозволенное.

31.03.1944

Жена Шура в своем 25-м письме шлет мне горячий привет: