Во Флоренции Адриано, студент инженерного училища, объяснил нам, что на эту неделю приходится два выходных: завтра – День всех святых, а в пятницу, четвертого числа – годовщина окончания Первой мировой войны. Он порекомендовал нам гостиницу, которую держала его тетка в квартале Ольтрарно, на левом берегу Арно, – конечно, скромную, но со всеми удобствами, – и предложил проводить нас туда, благо сам он жил с родителями совсем рядом. Мы пришли в гостиницу вскоре после полудня; Стефания предложила нам номер с видом на Понте-Веккьо по приемлемой цене. Сработала не только рекомендация Адриано, но и то, что ненастье распугало всех туристов. Мы отправились гулять по Флоренции под проливным дождем, и надежда, что я смогу фотографировать при таком смурном небе, быстро увяла. Вечером нас ждало разочарование, когда нам объяснили, что в День всех святых музеи закрыты, а погода в ближайшие дни, судя по прогнозу, будет отвратительной.
– Зачем мы сюда приехали? – спросила Камилла. – У меня туфли промокли насквозь, и здесь собачий холод. Надо было ехать в Париж.
– Мы во Флоренции, в одном из самых красивых городов мира, и наконец вместе. Пойдем гулять, дождь – это не страшно. Церкви открыты, а в музеи сходим потом.
– С меня довольно, я устала. И я уже говорила тебе, что важно сохранять свободу: у тебя есть право делать то, что ты хочешь, и у меня тоже.
Я был убежден, что Камилла устроила мне проверку, и твердо решил ее выдержать.
Во вторник, 1 ноября я провожал ее на железнодорожный вокзал. Мы шли практически по безлюдному городу, где почти все лавочки, магазины и кафе были закрыты. Дождь с порывами ветра не прекращался, и зонт, одолженный мне Стефанией, оказался эфемерной защитой: мы промокли до нитки. Камилла купила себе билет, но прежде, чем заплатить, посмотрела на меня в надежде, что я поеду с ней, и тут мне стало ясно, что она не блефует, однако я не собирался уступать. Ожидая, когда на табло появится номер платформы, я не мог избавиться от ощущения, что она вот-вот передумает и останется. Камилла с улыбкой поглядывала на меня; наконец объявили ее поезд, я проводил ее на перрон, уверенный, что сейчас она изменит свое решение, но она достала записную книжку и, полистав ее, сообщила мне телефон своей кузины в Париже, у которой собиралась остановиться. «Позвони, когда вернешься». Она вошла в вагон, и поезд тронулся. Я стоял и смотрел вслед.
Это расставание должно было меня потрясти, но я ничего особенного не чувствовал и, признаюсь, испытывал удовлетворение оттого, что стойко держался до последней минуты.
Тем хуже для нее.
Я решил, что непогода никак не помешает моим планам, я сфотографирую Флоренцию под дождем, и это будет очень оригинально, ведь обычно мы видим на снимках сияние дня и ясное небо. Не хочу вдаваться в подробности, потому что мне нечего добавить к тому, что уже миллион раз было написано о бесчисленных красотах этого города: о старинных улочках, сказочных музеях, волшебных церквях с их словно ожившими фресками и поразительными скульптурами, о том, что здесь как будто остановилось время и нас каким-то чудом перенесло в XVI век. Я поступил, как флорентийцы, проигнорировав грозовое небо и разбушевавшиеся ливни. Стефания снабдила меня сапогами и дождевиком, Адриано одолжил водонепроницаемую сумку для моей «лейки», экспонометра и фотопленки. Вечером он повел меня в один чудесный ресторанчик, который не упоминался ни в одном путеводителе, и познакомил со своим отцом, владельцем гаража недалеко от базилики Сан-Фредиано. Он очень удивился, узнав, что Камилла уехала. Я попытался объяснить ему наши непростые отношения, но сомневаюсь, что он понял.
Утром третьего числа улицы были щедро украшены национальными трехцветными и флорентийскими флагами в честь годовщины окончания войны. Дождь припустил с новой силой; порывы ветра выворачивали наизнанку зонты, и стало еще холоднее. Адриано предложил мне пойти с ним в Театр Верди на фильм с библейским сюжетом, и, хотя он был снят на итальянском языке, я согласился. Я не знаю итальянского, но трудностей с пониманием у меня не было, тема-то знакомая.
Выйдя из театра, мы оказались посреди потопа: улицы были безлюдны, из переполненных канализационных люков поднималась вода, затопляя все вокруг; и мы поспешили в гостиницу. Мы шли к Арно, с каждым шагом гул становился все сильнее. Сонная река превратилась в бурный поток, хотя под парапетом оставалось еще метра два. Я не мог отвести глаз от стремительного водоворота, несущего обломки деревьев, которые, как бараны, бились об опоры моста.
– Такое часто бывает в это время года, – сказал Адриано. – Все дело в двух плотинах вверху по течению: ночью их открывают, чтобы сбросить давление, теперь вода потечет к Пизе, где Арно впадает в море.