Земли обетованные

В полдень мы услышали, что улицы забиты машинами и это препятствует передвижению экстренных служб; в Дуомо[152] вода стоит на уровне полутора метров; открылись тюрьмы, чтобы заключенные имели возможность спастись, их принимают в окрестных домах те, кто живет на верхних этажах. Пострадала вся Италия. Больше всего от acqua alta[153] претерпела Венеция с ее тысячелетней историей: в базилике Сан-Марко и во Дворце дожей вода дошла до отметки 1,6 метра и причинила колоссальный ущерб. Море вновь захватило провинцию Пизы, угрожая обрушить знаменитую башню. В четыре часа дня все средства связи во Флоренции перестали работать; в нижнем городе и в базилике Санта-Кроче с ее бесчисленными шедеврами вода поднялась на пять метров. Вертолетам, доставляющим продовольствие и медикаменты, приходилось приземляться на возвышенностях, во Фьезоле и в Сан-Миниато, но как можно обойтись без лодок? Туринец убеждал:

– Будем надеяться, армия нас спасет, в Италии она единственная, на кого можно рассчитывать.

– А что, если… если… – пробормотала какая-то дама, – завтра вода поднимется на семь-десять метров?

И она в ужасе закрыла лицо руками. Мужчина рядом произнес:

– Это конец Италии и конец света.

В восемь вечера батарейки транзистора испустили дух и наступила тишина. У нас осталось две свечи. Совершенно подавленные, мы стояли рядом, почти вплотную друг к другу в этом пещерном холоде на лестничной площадке второго этажа, рядом со воняющим мазутом сточным желобом и канализационной трубой, из которой в метре от нас хлестали нечистоты. Чудовищное наводнение привело к гибели прекрасного города, и Стефания, ее постояльцы и сотни тысяч флорентийцев этим вечером задавались вопросом: за какие ужасные проступки их постигло подобное наказание; они пытались вспомнить ошибки отцов, признавались в худших грехах, которые только могли извлечь из памяти, – высокомерие, похоть, равнодушие к несчастьям ближнего, возможно, некоторое жульничество с налогами, – но не находили ни единого, который объяснил бы такую страшную кару; это выглядело так, словно боги забавляются, мучая их и заставляя страдать. Ради удовольствия смотреть на бедствия тосканцев.

Некоторые вспомнили нелепые проповеди священников, которые грозили им геенной огненной, если они не покаются и будут по-прежнему поклоняться золотому тельцу, но священники тоже ошиблись: солнце не сожжет их тела, не сварит в масле, как пончики, – флорентийцы утонут в этой гниющей жиже, и все эти падре умрут тоже, а их пышные храмы со всем золотом, украшениями, величественными фресками и необыкновенными статуями уйдут под воду. Отличная демонстрация грандиозного надувательства религии, неспособной получить у Господа защиту для своего ковчега и его бесчисленных святынь; Флоренция станет городом, погребенным под толщей зловонной грязи – удушающей смесью нефти и нечистот. Когда-нибудь люди будут называть ее Атлантидой, даже не зная точно, существовала ли она. Что можно сделать, когда на вас обрушились двести пятьдесят миллионов кубометров грязной и смрадной воды?!

Только умереть.

Они взяли четки, кресты, требники, закрыли глаза и начали молиться этому непонятному Богу, решившему стереть их с лица земли – а вместе с ними этот чудесный город. Они молились с невиданным рвением, как никогда прежде. Потому что не знали, что еще делать в ожидании смерти, да и не было у них других богов, которым можно было бы помолиться. Многие клялись, что если останутся живы, то усвоят урок, вернутся к Богу, к долгу смирения, будут жертвовать на церковь и подавать бедным.

И платить налоги.

Увы, эти молитвы, какими бы искренними они ни были, оказались совершенно бесполезны. На следующий день, 5 ноября 1966 года, проснувшись, флорентийцы подумали, что их мольбы услышаны и за ночь море отступило, но, открыв двери домов и шагнув на улицу, они поняли, что Апокалипсис свершился и теперь им придется жить в земном аду с миллионами кубометров жирного от мазута месива из отбросов, экскрементов, рассыпавшихся книг, бесформенных обломков предметов из тысяч развороченных магазинов и лавок, мертвых животных, осколков стекла и покореженных автомобилей; и сколько бы ни было у них мужества, им никогда не справиться с этим, потому что большинство из них потеряло все, лишившись денег, страховок, электричества, газопровода; и они не знали, что делать с этим покрывшим все липким илом, не говоря уже об улетучившейся славе их любимого города, о его уничтоженных чудесах, о пяти панно с врат Гиберти[154], унесенных за много километров, о смытых фресках, вспоротых картинах, опустошенных музеях. Не считая мертвых, уже погребенных в этом чудовищном болоте. Одни женщины рыдали, другие находились в прострации, потому что дошли до полного изнеможения.

Как будто издеваясь над ними, появилось солнце и засияло на нагло-синем небе, а грязь стала покрываться коркой.