Но Розетта не знала, чего хочет на самом деле. Размышляя над предложением Франка, она сказала себе, что этот эксперимент сожительства в естественных условиях – нечто вроде генеральной репетиции, которая позволит ей оценить преимущества и неудобства жизни с мужем и ребенком и станет уроком на будущее. А кроме того, было еще одно, чего никто в этой жестокой стране не мог ожидать: за внешностью энергичной и боевитой женщины, которой казалась Розетта, скрывалась чувствительная душа. Когда Франк под страшным секретом рассказал ей историю Шарли, она прониклась к этому ребенку, с которым так сурово обошлась судьба, совершенно новым для нее чувством, и, как ни странно, Шарли тоже начал испытывать к ней привязанность, которой у него не было до сих пор ни к кому, кроме матери и сестры. Розетта имела на него влияние, которое поражало Франка. Когда она говорила: «Иди мыть руки», Шарли бегом бежал в ванную, а когда командовала: «Тебе пора спать, завтра в школу!» – он безропотно вставал, целовал их обоих и через пять минут уже спал. Она заставляла его заниматься почти каждый вечер и вскоре попросила своего шефа поручать ей проекты в городе, чтобы реже ездить в командировки. Благодаря ей Шарли добился серьезных успехов в чтении и письме, а заодно выучил несколько итальянских ругательств. Розетта не отличалась ангельским терпением, она легко выходила из себя, когда он ошибался. «Testa di piccone!»[185]
– кричала она. Но Шарли не обращал внимания, потому что не понимал, что это значит, а так как она улыбалась, он принимал это за проявление любви.Теперь Шарли больше не сбегал из дому. Похоже, его гнев улетучился или затих на время, притаился глубоко в сердце, готовый вспыхнуть по любому поводу. Он никогда не говорил о прошлом, не вспоминал о погибшей семье, вел себя так же, как другие подростки, – всегда был готов подурачиться и уже начал посматривать на девочек, которые на него не глядели, так как он по-прежнему был малорослым и тщедушным. Но главной переменой в жизни Шарли стала Розетта. И эта странная семья, которую они создали втроем. Когда они гуляли вдоль моря или шли лакомиться лимонным сорбетом на улицу Лазерж, всегда находился проницательный прохожий, который замечал, как Шарли похож на Розетту – мол, у него точь-в-точь такая же улыбка, – или что у него глаза Франка, – тот, конечно, не станет отрицать очевидное! Это вызывало у них улыбку. Они обменивались понимающими взглядами и ничего не отрицали. Потому что были настоящей семьей. Разве что никогда не ссорились между собой.
Шеф освободил Розетту от разъездов и поручил ей следить за выполнением всех проектов компании, помимо трех строек в столице. Она работала по двенадцать часов в день, у нее не было и десяти минут, чтобы сходить в магазин, и она решила поручить это Шарли: делать ему нечего, он только слушает радио да обезьянничает, подражая Элвису Пресли. Франк умолчал о том, при каких обстоятельствах познакомился с Шарли. Поэтому, когда она хотела отвести его к Хасану и обо всем договориться, Шарли в последний момент находил тысячу предлогов, чтобы смыться из дома; но Розетта не любила тянуть с решениями и в третий раз успела схватить его за руку: «Сегодня вечером ты пойдешь со мной, и я познакомлю тебя с Хасаном». Хозяин лавки был ошеломлен тем, что у Шарли хватило наглости заявиться к нему в лавку. Но он не посмел перечить Розетте, когда она заявила: «Мальчик будет брать все, что нужно, ты будешь записывать, а Франк оплачивать, как всегда, – договорились?» Хасан подумал, что при таких условиях было бы глупо отказывать покупателю, который готов платить по счету, не глядя. Так Шарли стал клиентом Хасана. Разумеется, под бдительным присмотром лавочника, без всяких улыбок, приберегаемых для остальных клиентов, и без привычных разговоров о погоде. Он даже не отвечал Шарли на его: «До свидания, Хасан, до завтра».
Поселившись с Франком, Розетта обнаружила одну его особенность, которая была ей до сих пор неизвестна. Да и как она могла о ней знать, не живя с ним? Франку требовалось немало времени, чтобы заснуть, и он до трех-четырех часов утра читал свои русские книги, прежде чем забыться тревожным сном. Ему часто снились кошмары. Он вскрикивал и просыпался с бьющимся сердцем, искаженным лицом, дрожащими губами, испариной на лбу. В первый раз он сказал: «Чепуха, мне приснился дурной сон, прости, что разбудил». Конечно, у него бывали и спокойные ночи, но не чаще двух раз в неделю; а один и тот же кошмар снился ему постоянно; он терял силы и все больше замыкался в себе. «Поговори со мной, – убеждала его Розетта, – тебе станет легче». Но Франк не хотел изливать душу.
Ни за что на свете.