Земли обетованные

По совету Мари они отвели девочку на осмотр к врачу, и он не нашел у нее никаких проблем со слухом. Что же касается молчания Анны, он предложил подождать шесть месяцев и посмотреть, как повлияет на нее новая жизнь. Элен, мать Мишеля, смотрела на Анну с подозрением: «Что-то она не похожа на Франка, мы не уверены, что она его дочь. И вообще, я остерегаюсь женщин, которые бросают своих детей». Зато у Мишеля не было никаких сомнений в отцовстве Франка, даты совпадали идеально.

В детский сад девочку приняли сразу.

Камилла и Мишель договорились между собой, как будут приводить и забирать ее, а когда возникали проблемы, они звонили Мари, и та выступала в роли бабушки. Мишель уже давно готовил фоторепортаж, с которым было связано много сложностей: он собирался спускаться вместе с шахтерами в угольные шахты Ланса и в течение двух недель снимать, как они работают, но для этого требовалось разрешение дирекции, а она настаивала на праве проверять фотографии перед публикацией, против чего Филипп Морж категорически возражал. В ожидании, когда ситуация разрешится, и благодаря Джимми, который недавно получил роль специалиста по разведению устриц, Мишель сделал репортаж о том, как проходили съемки очередной серии «В последние пять минут»[187].

Мишель много занимался Анной и замечал, что она меняется – пусть почти незаметно, но и это его обнадеживало. Малышка уже несколько раз ему улыбалась, держала его за руку, идя рядом, и не отказывалась взять яблочный пирожок, который он покупал ей по дороге домой. Однажды он застал ее за разговором со своей куклой – тогда он впервые услышал ее голос. В хорошую погоду он водил девочку в Люксембургский сад, и там она впервые прокатилась на пони: уселась на него «амазонкой», свесив ноги на одну сторону, и оттолкнула Мишеля, который стоял слишком близко. Потом Анна долго рассматривала лодки, качавшиеся на приколе в водоеме; Мишель предложил ей покататься, но она молча замотала головой. Неожиданно Мишель встретил коллегу, поболтал с ним немного и потерял Анну из виду; его бросило в дрожь при мысли, что она вышла из сада, заблудилась или ее похитили; он оповестил садовых сторожей. И наконец увидел ее: девочка неподвижно стояла перед фонтаном Медичи с полуоткрытым ртом, словно завороженная перспективой сада и венчающей ее скульптурой. Мишель подошел, вынул «лейку» из чехла и сделал серию снимков. А в один из майских дней, через пять месяцев после того, как Мишель привез Анну к себе, когда Камилла пришла за ней в детский сад с опозданием, потому что у нее остановились часы, малышка подбежала к ней, бросилась на шею и расцеловала.

* * *

Игорю понадобились годы, чтобы избавиться от мыслей о России, запрятать ее в самый дальний уголок памяти и выстроить вокруг непреодолимую стену; многие месяцы он работал ночным таксистом, потому что не мог спокойно заснуть. Некоторые говорили, что выживание в одиночку, когда рядом нет любимого человека, похоже на траур; с той лишь разницей, что против смерти человек бессилен, можно только смириться и принять неизбежное. В случае Игоря те, кого он любил, были живы, это он их бросил. Где сейчас его мать? Удалось ли ей сохранить рассудок после того, как исчезли сразу оба сына? А Надя, которую он оттолкнул, как последний мерзавец? А дети?

Когда он бросил их, Пете было семь лет, а Людочке пять. Как им объяснили, что у них больше нет отца? Неужели Илья мог подумать, что Игорь ухватится за любую возможность вернуться в Ленинград, к своим призракам, но призракам живым, – а ведь он приложил столько усилий, запрятав их в самый дальний угол своей памяти, чтобы они не свели его с ума! Стоило ему закрыть глаза, как они сразу возникали перед ним и улыбались, как в старые добрые времена. Порой его охватывала жгучая тоска, но постепенно он привык к этой боли. Разве можно хоть на секунду представить, что Игорь рискнет увидеть их снова, в надежде возобновить отношения спустя пятнадцать долгих лет? Словно достаточно крепко обняться и все забыть? Какое объяснение он дал бы своим детям? Что их семья попала под каток истории, потому что он стал жертвой сталинизма? Сколько было таких, как он? Миллионы и миллионы. Если бы Игоря замучили и расстреляли, его дети могли бы сказать себе, что их отец был героем, а сейчас они были детьми труса, который сделал их сиротами, чтобы спасти свою шкуру. Пете сейчас двадцать два, Люде – двадцать, они прожили все эти годы без него. Им не нужен отец-предатель, который способен внести в их жизнь лишь смятение.