Земли обетованные

– Эта скиния[195], перед которой мы преклоняемся и к которой возносим наши молитвы, обращена входом к Иерусалиму. Ибо это место нашей встречи, место, где Авраам решил исполнить, чего бы это ему ни стоило, обещание Богу принести ему в жертву своего сына. Сей Завет и есть то, что составляет нашу силу, нашу уникальность, – абсолютная, всепоглощающая, слепая вера в слово Божье; именно в Иерусалиме возникла эта связь между Богом и еврейским народом на веки веков. И это Исаак, назначенный жертвой и согласившийся стать ею, показал нам, что в Иерусалиме Бог становится зримым. Пришло время исполнить пророчество.

Раввин Лубанов остановился, глубоко вздохнул и вытер лоб платком. Его взгляд вырвал из толпы верующих несколько лиц, и дальше он словно обращал свою проповедь к ним лично:

– В четырех тысячах километрах отсюда наши братья посылают нам слова надежды и говорят нам: «Мы думаем о вас. Каждодневно! Мы здесь, не теряйте веры. Мы протягиваем вам руку. Если хотите, мы поможем вам, приезжайте и живите в Израиле, вас примут с распростертыми объятиями. Всех. И верующих, и атеистов. В этой стране вы будете свободными». Времена рабства для нас закончились. Фараон не хотел отпускать евреев из Египта, но они все же ушли, не убоявшись его угроз. Путь будет долгим, и в дороге нас ждет много препятствий, но таков наш удел; самые слабые сдадутся, самые старые – такие, как я, – не увидят Землю обетованную, они могут только нести Слово; но самые молодые, самые решительные будут вознаграждены. Ради себя, ради своих детей они исполнят завет: «На будущий год в Иерусалиме».

В синагоге стояла напряженная тишина; каждый смотрел на соседа, думая, правильно ли он понял послание; все пытались осознать значение этой проповеди и этого призыва к восстанию. Зазвучали голоса, сначала разрозненные, потом к ним присоединились другие, и вот уже толпа дружно проскандировала три раза: «На будущий год в Иерусалиме!»

Слово распространилось среди верующих, как морской прилив, который ничто не может остановить; слухи ширились. Некоторые считали это чистым безумием: «Мы все потеряем, если позволим себе отмежеваться от народа», другие боялись ответных мер, которые не замедлят обрушиться на самых смелых, преступивших советские законы. «Как жить, если ты лишишься работы, квартиры, а у тебя дети и престарелые родители, которые не хотят уезжать? Воплощать мечты в реальность – это, конечно, хорошо, но практически невозможно, и уж во всяком случае самоубийственно». Но среди молодых были и такие, которые утверждали, что готовы подать документы на выезд: «Нам нечего терять, мы не хотим больше жить в этом загоне, как скот, без всяких прав. Плохо, если нам объявят войну; возможно, у нас будут проблемы, но всех за решетку они не посадят. Когда-нибудь им придется нас отпустить; чем больше нас будет, чем мы будем сплоченнее, тем сильнее станем». Начались горячие дискуссии.

Раввин словно поджег фитиль.

Рано или поздно, но взрыв произойдет.

Андрея кто-то тронул за плечо, и он обернулся. Ему улыбалась жена раввина: «Пойдемте со мной». Она пошла вперед, раздвигая толпу своим мощным телом: люди уступали ей дорогу. Пройдя молельный зал, женщина открыла ключом какую-то дверь и заперла ее, как только Игорь вошел вслед за ней. Они двинулись по коридору. Бросив взгляд назад и убедившись, что позади никого нет, она открыла следующую дверь, посторонилась, впуская его, а сама ушла. Игорь в недоумении застыл на пороге. В комнате сидела какая-то полуседая женщина в черном свитере; ее лоб прикрывала длинная челка; когда он вошел, она встала и повернулась к нему. И тут Игорь узнал Надю. Они стояли, молча глядя друг на друга. Потом она протянула руку, коснулась его щеки.

– Так это действительно ты.

– Я так счастлив тебя видеть. Даже не думал, что это возможно.

Она пожала плечами:

– Ты представить себе не можешь, как трудно было без тебя, сколько мы всего натерпелись. Зачем ты вернулся? Убедиться, что я жива? Что у меня все в порядке? Ну да, я снова вышла замуж, у меня хороший муж. Можешь уезжать.

– Я приехал, чтобы увидеться с вами, с тобой и детьми.

– У детей все хорошо, они живут своей жизнью. Им нет надобности встречаться с призраком из прошлого.

– Если бы я остался, меня расстреляли бы, как остальных.

– Я знаю. Но для нас ты умер.

– Мне нужно увидеть детей. Только один раз. Потом я уеду. Я тоже прошел через ад. Не было ни дня, ни ночи, чтобы я не думал о вас, не мучился вопросом – что с вами, как вы живете? Я пошел на страшный риск, вернувшись. Лишь бы поговорить с вами. Это единственная причина моего приезда. Я прошу тебя, Надя, в память о том, что мы пережили вместе, дай мне обнять моих детей. В последний раз. Я уезжаю в четверг. И больше не вернусь.

– Не надо ворошить прошлое, заставлять их снова страдать.

– Ты не спрашиваешь, как я жил, через что прошел? Я не смог начать все заново, не получилось.