Земли обетованные

По совету разных врачей он сдал кучу анализов, но никто так и не смог диагностировать у него хоть какую-нибудь из известных болезней. В конечном счете врачи пришли к заключению, что его расстройство носит психосоматический характер, хотя Петр категорически не принимал эту гипотезу. Одна из его редких подруг убедила его сходить к психологу, что в брежневскую эпоху было почти равносильно предложению лечь в психушку. Петру повезло: он попал к последователю Фрейда, и тот выявил мучившую его болезнь – это была серьезная проблема в отношениях с отцом. Игорь Маркиш бежал из СССР в 1952-м, когда сыну было семь лет, и все отрочество мальчика было отмечено этим клеймом: сын отца-предателя. Его мать, оказавшаяся в отчаянном положении, вынуждена была отречься от мужа; ей быстро оформили развод, но отсутствие Игоря постоянно мучило их, не давало покоя, а говорить о нем не разрешалось ни под каким предлогом. Из-за отца Петра не приняли ни в пионеры, ни в комсомол, и в нем зародилась глухая ненависть к человеку, который бросил жену и сына, разрушив им жизнь.

Когда Игорь вновь появился, Петру было уже двадцать два года, он надеялся поступить в аспирантуру и всячески старался доказать, что он предан идеям коммунизма и не имеет ничего общего с ренегатом-отцом. Поэтому он без всякого колебания донес на своего родителя в КГБ, будто это чужой человек, которого необходимо разоблачить. В тот день, когда Игоря арестовали, и в последующие месяцы Петр испытывал невероятное счастье. И даже торжество. Чувства, до сих пор ему неведомые. И его приняли в аспирантуру, хотя он не знал достоверно, обязан ли поступлением доносу. Мать могла говорить что угодно, но Петр гордился своим поступком: он отомстил наконец «этому негодяю», отравившему ему юность, и ни о чем не жалел, хотя и страдал от вопиющей несправедливости родных. Мать назвала его подлецом, а сестра Людмила осталась в Волгограде, только бы не жить рядом с братом. Тогдашняя подруга Петра, которая была на пятнадцать лет старше, сразу выставила его из своей квартиры, положив конец их отношениям. Петр на долгие годы попал в свой собственный, невидимый для других ад, пока психолог не объяснил ему причину его болезни, заставив осознать всю мерзость его поступка.

Теперь Петр знал, почему он грузный и вечно усталый, но это его ничуть не утешало. Он чувствовал себя чудовищно виноватым, как, вероятно, Эдип[228], когда выкалывал себе глаза. Но ему даже в голову не пришло так же лишить себя зрения. Эдип поступил как глупец. Какой смысл становиться слепым? Разве стал он после этого счастливее? Разве испытал облегчение? Нисколько. Петр перестал ходить к психологу с того дня, как тот посоветовал ему «вскрыть гнойник». Он подумал: это невозможно, потому что этот гнойник я сам. Так он и жил с грузом на сердце, замкнувшись в себе, избегая общения с окружающими, словно донос оставил у него на лбу каинову печать. Мысли об увечье Эдипа преследовали его. Правильнее было бы вонзить себе в сердце нож. Он подумывал о самоубийстве. Его замкнутость мешала поддерживать стабильные отношения с женщинами, и если какой-то роман случайно затягивался на месяц-другой, его пассия начинала скучать и бросала его.

Наконец Петр сказал себе, что есть другое решение. Он должен встретиться с отцом, броситься на колени и умолять о прощении. Но на такой поступок ему было неимоверно трудно решиться. Все равно что подняться на Эльбрус зимой и босиком. Эта идея просить прощения приводила его в ужас; так зверек, зачарованный взглядом змеи, которая вот-вот проглотит его, не способен убежать. Перед отъездом в Израиль в 1976 году мать сказала ему, что Игорь не держит на него зла, что он ждет, когда сын захочет с ним увидеться, – но Петр решил, что это маневр, чтобы привлечь его, а потом отомстить за донос. Долгие годы Петр твердил себе, что нужно набраться мужества и встретиться с отцом, объясниться с ним, как в пьесах Стриндберга или Ибсена, где герои часами ведут словесный поединок. Но Петр понимал, что не обладает таким талантом. Он был уверен, что, глядя в глаза отцу, струсит и не сможет высказать ему ни малейшего упрека. Петр маялся, иногда проводил вечер в театре, а стоило подумать о том, чтобы сесть на поезд и встретиться лицом к лицу со своей судьбой, прежняя паника снова захлестывала его.

* * *

Нескончаемый снег заваливал Москву сугробами, стирая границы между тротуарами и проезжей частью. Через два дня после Богоявления Франк и отец Борис приехали в Богородице-Смоленский монастырь, относившийся к Московской епархии и более известный как Новодевичий. Там их принял митрополит Сергий.

Франк признался, что он крещеный католик, что он решил отречься от мира и принять монашеский постриг, чтобы приблизиться к Богу.