Земля мечты. Последний сребреник

Эндрю была очевидна связь между этой одержимостью Пеннимана брадобрейством и интересом к тайному знанию. Было в этом что-то отвратительное. Роза ничего такого не замечала. Она этого не говорила, но он побаивался, что, поговорив с Пенниманом, она взглянет на мужа критическим взглядом, проверит его старые рубашки, заношенные на носках кеды, его волосы, торчащие по утрам на запад, а по вечерам – на восток. Эндрю не выносил Пеннимана. Откровенно говоря, он не мог называть его мистером… Пенниманом. Что за идиотская такая фамилия[23]?!

Пенниман поправил воротничок, отряхнул руки и шагнул в кухню. Он чуть поклонился Розе – эта черта в его поведении поразила ее с первой встречи, она сразу признала в нем «европейца», галантного человека.

– Значит, опоссумы доставляют вам хлопоты? Я не хотел подслушивать, но до меня волей-неволей донеслись обрывки вашего разговора.

Роза помедлила секунду, едва заметно улыбнулась и признала: да, опоссумы доставляют им хлопоты. Но мистеру Пенниману можно на сей счет не беспокоиться. Эндрю предпринял необходимые меры. А беспокоятся они за бедняжку тетушку Наоми. Опоссум в ее комнате мог стать той каплей, которая переполняет чашу. Ее здоровье оставляет желать лучшего.

Пенниман кивнул.

– Я могу проведать ее сегодня утром. Ночью она по вполне понятным причинам была расстроена. Вполне вероятно, что в полной мере она еще не осознала всю серьезность ситуации. – Он помолчал, взял оставленную Эндрю кружку из-под кофе, посмотрел на изображение форели на стенке, потом поставил кружку, нахмурился. – Вот теперь, поразмышляв, я не уверен в том, что во всем разобрался в этой истории. Но Эндрю наверняка все разложил по полочкам. На него можно положиться, Розанна, можно. Другого такого вы не найдете. – Он кивнул ей с улыбкой. – Могу я называть вас Розой, как вы считаете? За прошлый месяц мы вполне подружились. Все эти формальности меня раздражают. Я человек простой, правда, и привычки у меня простые. Вот почему я восхищаюсь вашим мужем. Он такой… как бы это сказать? Простой.

Он, с улыбкой глядя на нее, показал на стол, на котором лежало с полдюжины коробок с сухими завтраками: «Капитан Кранч», «Кикс», «Шрейпнатс» «Уит-Чекс». Он, казалось, восхищается ее движениями – уверенными, ловкими, никогда избыточными. Она работала чуть ли не как машина: даже наливая кофе, она умудрялась протирать спереди плиту, дверцы шкафов. Он кивал ей без всяких на то причин, разве что для выражения своего восторга.

– Ах, какой превосходный кофе! – сказал он, сделав глоток. Он шумно пополоскал им рот, словно опробовал вино. – Сколько у вас тут приспособлений для заваривания кофе. А что это за штука с трубкой и клапаном?

– Это вспениватель молока. Он купил три штуки. Один господь знает зачем.

Пенниман усмехнулся, неторопливо покачал головой.

– Для него это, наверно, как игрушки для ребенка. – Он поднял руку, словно в предвидении ответа. – Я не имею в виду ничего плохого. Да что говорить, мне даже нравятся такие черты. Я поклонник – как бы сказать? – наверное, электричества. Оно… по-своему обаятельно. А этот кувшинчик – удлиненная жаба, сидит с открытым ртом на пеньке. А эта в брюках и шапке набекрень. Уверен, все это Эндрю принес в дом. Правда? Я так и знал. На вашем доме отметина. Ни секунды не сомневаюсь.

Он снова усмехнулся и уверенно кивнул, оглядывая кухню, словно оценивая примитивные каракули шестилетнего ребенка.

– Ему так нравится заниматься всем этим. Я ему завидую. Сам-то я всегда был слишком серьезным. Слишком… как бы это сказать… взрослым. – Последнее предложение он произнес театрально низким голосом, словно давая понять, что очень ясно видит свои недостатки, но тот факт, что он их все же видит, в конечном счете выправляет их. Он допил кофе и посмотрел на Розу глазами художника.

– Вы ведь француженка? – спросил он, прищурившись.

– По материнской линии. Во всяком случае по происхождению. Они были… как это называется? Гугенотами. Я всегда их путаю с готтентотами[24]. Но их несколько лет выдерживали в Голландии, а потом переселили в Айову.

– По вашим скулам видно. Они у вас точеные. Мои собственные предки были французами. Так что у нас, кажется, есть кое-что общее.

Роза улыбнулась ему и откинула прядь темных волос с глаз, подсунула ее под косынку, повязанную на затылке.

– Извините, мне нужно помыть посуду.

– Конечно, – сказал он. – Конечно. Ох, непростое это дело – открывать гостиницу, правда? Не удивлюсь, если вас посещают мысли: а не бросить ли все это? Вы этим занимаетесь уже с полгода, судя по тому, что я вижу. А сейчас пытаетесь открыться для приезжих в июне. Ну, Эндрю доведет дело до конца. У него настоящий характер. Настоящий. Не хочу вмешиваться, но, если бы это была моя гостиница, я бы наложил еще один слой краски на западную стену снаружи. Солнце и океан быстро поглотят всю эту краску.

– Эндрю говорил что-то в этом роде. Да, у нас это в его списке неотложных дел.