Он протянул Эндрю вырезку из газеты, о которой говорил по телефону, – жуткий отчет об убийстве – о человеке, которого распилили пополам по длине. Причем сделано это было так аккуратно, что точность распила повергла власти в полное недоумение. Сначала его заморозили. В этом вопросе разногласий не было. Его нашли – обе его половины – с серебряными двадцатипятицентовиками – по одному в руке. Неужели его убили, когда он расплачивался за покупку? Как-то маловероятно.
У Эндрю голова чуть ли не пошла кругом от страха, когда он пробегал глазами статью, не понимая, с какой это стати Пиккетт привез ему эту вырезку, и в то же время прекрасно зная с какой. Да, заметка была жутчайшая, и описывала она инцидент настолько невероятный, что вполне могла заплести извилины в голове Пиккетта в нерасплетаемый клубок. Но за всем этим, за всеми представлениями о разуме и резонах был сумбур инстинктов и животного страха – ничего, кроме новых выбившихся нитей из гобелена, о существовании которого они только смутно догадывались.
– Имя, – сказал Пиккетт. – Ты обратил внимание на имя этого человека?
Эндрю ухватился за стойку бара, чтобы не упасть. Распиленным пополам человеком был Август Пфенниг. Это не оставляло никаких сомнений. Или по меньшей мере часть сомнений снимало. Но как мог Пиккетт узнать, что это имя знакомо Эндрю? Когда этот человек позвонил Эндрю, Пиккетт был в Ванкувере.
– Этот Пфенниг – кто он, по-твоему? – спросил Эндрю, глядя на друга пронзительным взглядом.
– Он был родней Маниуорта, – откровенно произнес Пиккетт. – Мы встретились с ним тем вечером в Белмонт-Шоре. В магазине Маниуорта. Ты должен помнить. Нет, ты ничего не должен помнить. Это
Эндрю рассказал ему о телефонном звонке, о разговоре про монеты. Пиккетт слушал, щурясь все сильнее. Он ударил кулаком по раскрытой ладони и взмахом руки призвал Эндрю к молчанию, потом принялся ходить туда-сюда по комнате.
– Это не имеет значения. Все это подтверждает мою теорию. Я связался с полицией в моем официальном качестве – как представитель прессы. Я напрямик спросил у них, связано ли это убийство с недавней смертью родственника Пфеннига – Леймана Маниуорта. Полицейский, который говорил со мной, сделал вид, что не знает ни о какой родне убитого, и потребовал, чтобы я пришел в полицию на разговор. Потом он прикрыл рукой микрофон и несколько секунд говорил что-то, после чего трубку взял другой детектив, который сказал, что знает все о Маниуорте и два эти убийства никак между собой не связны. Это просто черная полоса событий в семействе Пфеннига-Маниуорта. Никакой связи между этими событиями нет. Он обвинил меня в том, что я пытаюсь раздуть эти два события до размеров сенсации – будто этим событиям требовалось нечто подобное.
Эндрю кивнул.
– И тебя это не удовлетворило?
– Удовлетворило! Вполне удовлетворило. Чем могло быть отрицание, если не подтверждением связи? Пфеннига убили, еще и двух дней не прошло, и вот тебе полицейский уверенно утверждает, что между двумя этими убийствами нет никакой связи. Это была тщательно прописанная история, можешь мне верить.
Эндрю пожал плечами.
– Давай перенесем «Витабикс» в дом, а то в тумане они все превратятся в пюре.
Пиккетт отрицательно покачал головой.
– Подожди. Пусть твой друг наверху сначала уснет. – Он поднес палец к губам, призывая Эндрю к молчанию, потом бесшумно подошел к кухонной двери, раскрыл ее и сделал шаг назад, словно в уверенности, что Пенниман присел где-то здесь на корточки, может быть, прижимает стеклянный бокал к уху, а на его бородатом лице застыло выражение удивления. Где-то наверху послышался бой часов – один удар, другой. – Два часа, – сказал Пиккетт, потом закрыл кухонную дверь и снова повернулся лицом к другу.
– Позволь, я тебе расскажу о проделанной мной толике детективной работы. Я нашел одну телефонную книгу – вот что я сделал. И знаешь что? В ней упоминался «Магазин книг и снадобий Августа Пфеннига в Гэстауне». Человек был мертв – убит жестоким образом – а магазин работал так, будто ничего и не случилось. Там-то я и купил вот это.
Пиккетт раскрыл портфель и вытащил из него старую книгу. Обложка была из сафьяна цвета охры, хрупкая и истрепанная за долгие годы. Пиккетт положил книгу на барную стойку и кивнул, словно говоря: «Ну,
На обложке виднелась золоченая надпись, но настолько выцветшая и затертая, что Эндрю, чтобы прочесть название, пришлось открыть книгу на титульной странице. Она называлась «Le Cochon Seul», перевод маркизы де Камбремер. Эндрю посмотрел на Пиккетта.
– Без автора?