– Она – настоящее видение, правда? Но большое при сложившихся обстоятельствах. Я хочу один из этих пончиков. Добрая старая Элейн. Она обязательно даст мне один. Раньше всегда давала, правда? Я думаю, она в меня влюблена.
– Уж точно не в Скизикса, который ростом ей по щиколотку, идиот. Она закричит, если нас увидит, можешь не сомневаться. А тебя вырвет, когда ты съешь пончик таких размеров. Помнишь, она как-то украла у отца для тебя дюжину пончиков в глазури, а ты все их съел? Постой!
– А что стоять? Я пойду внутрь за пончиком и за Элейн, я…
– Заткнись! – Джек сунул Скизиксу кулак в ребра и показал пальцем. Там, куда он показывал, в тени ограды в двух домах от них двигался со своей тростью доктор Браун – Алджернон Харбин – размером с крысу. Он был облачен в какое-то тряпье и напоминал гоблина из книжки. Джек и Скизикс припустили за ним, когда он заглядывал за угол дома, и успели вовремя, чтобы увидеть, как он проскользнул в кошачью дверку – панельку на петлях, – за которой в трех нижних досках боковой стены был прорезан ход чуть выше пола задней веранды.
Глава 13
Джек, прищурившись, заглянул под дверь в тусклое помещение громадной кухни. Харбина видно не было, хотя он вполне мог спрятаться где-нибудь за холодильником, или в кладовке, или даже где-нибудь за широкими ножками плиты. Нужно было сразу же броситься за ним, а не выжидать. Скизикс легонько толкнул Джека и нахмурился, охваченный духом приключений. Через мгновение они оба были внутри, пробежав по доскам пола, который вдруг показался им огромным, как игровое поле. Ушки они держали на макушке – не появится ли вдруг откуда ни возьмись то существо, для которого и была предназначена кошачья дверь. Джек на бегу спрашивал себя: а что именно они тут делают? И что здесь делает
Укрывшись наполовину за кухонной табуреткой, Джек немедленно решил, что ему нравятся владельцы этого дома. Ему показалось, что у них есть нюх на правильные вещи. Кое-что он бы изменил, если бы этот дом принадлежал ему, но в целом он ощущал родство с ним, словно ему оказали душевный прием. Стены кухни уходили высоко вверх и были покрыты жизнерадостной белой краской с потолочной границей, очерченной по трафарету красной молочной краской, а сам трафарет имел форму забавных котов ростом с Джека и Скизикса, поставленных один на другого.
Коты навели Джека на мысли о Хелен, которая одобрила бы такой узор, – она своей рукой как-то нарисовала кота на мешке для муки и вручила Джеку, чтобы он мог положить в него свои вещи. Мешок этот, наполненный камушками, бутылочным стеклом и всякими китайскими штучками, лежал под его кроватью на чердаке сарая. По крайней мере, Джек надеялся, что мешок все еще там. Абсолютной уверенности у него теперь не было, когда он думал о том, во что мог превратиться чердак сарая. Но мысли об этом – о чердаке, о мешке для муки, о Хелен – только породили в нем чувство жалости по отношению к самому себе. И потому он заставил себя думать о том,
На плите булькала кастрюля, размеров которой хватало, чтобы они могли в ней поплавать; из кастрюли исходил такой приятный запах, что причинял Скизиксу определенные волнения. Из соседней комнаты доносились голоса, смех и звон бокалов, ритмичное чтение поэзии, переходящее в смех.
За кухней в далекой дали растянулась другая комната, тенистая и мрачная. Джек увидел только, что вдоль стен стояли книжные шкафы, на полках которых книги перемежались со всяким алхимическим хламом, и пакетиками, и связанными в пучки засушенными травами. Из этой комнаты устремлял перед собой взгляд гипсовый бюст свирепой наружности, он был бородат, наполовину освещен солнцем через кухонное окно, на его лице застыла гримаса, а поперек лба проходила трещина, словно кто-то ударил его топором. Часть бородатого подбородка, казалось, была отколота. Эта комната напомнила Джеку медицинский кабинет доктора Дженсена, и ее вид привлекал Джека, он бы с удовольствием в ней покопался, не будь он размером с пальчик.