Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века

Теперь меня уже снабдили всевозможными родственниками – у меня был зять и родившийся в Америке племянник, который мог стать президентом. Более того, я знала, что и до появления малышки нам не хватало еды, а она, насколько я могла видеть, никаких припасов с собой не прихватила. Малышка была лишней. В ней не было никакой необходимости. Меня возмущало само её существование. Я записала своё негодование в дневнике.

Мне нравилась широта моих взглядов, которая позволила мне всесторонне рассмотреть вопрос о ребенке. Даже к проблеме арендной платы я смогла отнестись непредвзято, как философ, изучающий природные явления. Мне казалось вполне разумным, что миссис Хатч испытывала такую сильную тягу к арендной плате как таковой. Школьница души не чает в книгах, ребёнок плачет, требуя погремушку, а домовладелица жаждет получить арендную плату. Я легко могла поверить в то, что задерживая выплаты, мы совершаем духовное насилие над миссис Хатч, и, следовательно, провоцируем ту ярость, с которой она собирает долги.

Да, мне отлично удалось проанализировать образ мыслей домовладелицы. Определённо, я была достаточно квалифицирована, чтобы выступить в роли миротворца между ней и моей семьей. Но я должна пойти к ней домой, и не в арендный день. Субботний вечер, когда она озлоблена многими разочарованиями, не лучшее время для дипломатических переговоров. Мне следует пойти к ней домой в день доброго предзнаменования.

И как только отец смог дать мне арендную плату за неделю, я отправилась к ней, чтобы передать деньги. Я застала миссис Хатч во мраке длинной, выцветшей гостиной.

Без широкого чёрного пальто и вдовьей шляпки, в которых я всегда её видела, она могла бы казаться менее устрашающей, если бы я не осознавала, что я всего лишь взъерошенный воробей, попавший в логово льва. Передав деньги, я должна была произнести свою речь, но не знала, с чего начать. Пока я колебалась, миссис Хатч наблюдала за мной. Она заметила мои книги и спросила о них. Я подумала, что это мой шанс, и охотно показала ей мою латинскую грамматику, мою геометрию, моего Вергилия. Я начала рассказывать ей о том, как собираюсь поступить в колледж, чтобы войти в мир поэзии, разбогатеть и погасить долги. Но миссис Хатч прервала меня при упоминании о колледже. Она стала осыпать меня своими старыми упрёками и впала в ещё большую ярость, чем когда-либо прежде. Я была совсем одна посреди бури, на диване сидела и пила чай очень пожилая дама, а салфетка на спинке дивана постепенно соскальзывала вниз.

Я была настолько сбита с толку внезапным нападением, что чувствовала себя слишком беспомощной, чтобы защищаться, и могла лишь стоять и таращиться на миссис Хатч. Она ругалась без остановки, повторяя одно и то же снова и снова. В конце концов я перестала слышать, что она говорила, загипнотизированная быстрыми движениями её рта. Затем моё внимание привлекло движение салфетки, и чары разрушились. Я решительным шагом подошла к дивану и аккуратно поправила салфетку.

Теперь настал черёд домовладелицы уставиться на меня, а я уставилась на неё, удивлённая собственным поступком. Пожилая дама тоже уставилась на нас, её чашка застыла под носом. Все это было так нелепо! Я пришла сюда с грандиозной миссией, была готова диктовать условия благородного мира. Меня встретили с гневом и презрением, достоинство посла мира стёрлось от одного прикосновения, как золотая пыль с крыла бабочки. Я выслушивала выговор, как кроткое дитя, а затем, когда миссис Хатч была посреди язвительной фразы, испепеляя меня взглядом, я спокойно подошла к дивану, чтобы навести порядок в доме врага! Это было нелепо, и я засмеялась.

Я немедленно пожалела об этом. Я хотела извиниться, но миссис Хатч не дала мне шанса. Если раньше она была грубой, то теперь стала ужасающей. Она хотела знать, пришла ли я сюда, чтобы её оскорбить? Разве недостаточно того, что я и моя семья жили за её счёт, так нет, я должна была специально прийти, чтобы разозлить её своими разговорами о колледже – колледже! – эти нищие! – и посмеяться ей в лицо? «Зачем ты пришла? Кто тебя послал? Почему ты стоишь и пялишься? Скажи что-нибудь! Колледж! Нищеброды! И ты думаешь, я буду содержать тебя до тех пор, пока ты не поступишь в колледж? Ты изучаешь геометрию! Ты когда-нибудь задумывалась о том, сколько твой отец задолжал мне за аренду? Вы все слишком ленивы – не говори ни слова! Не говори со мной! Прийти сюда, чтобы рассмеяться мне в лицо! Я не верю, что ты можешь сказать хоть одно разумное слово. Латынь и французский! Ох уж эти нищие! Ты должна пойти на работу, если у тебя хватит ума сделать хоть одну разумную вещь. Колледж! Иди домой и скажи отцу, чтобы больше никогда тебя не посылал. Смеяться мне в лицо и пялиться! Почему бы тебе не сказать что-нибудь? Сколько тебе лет?»

Миссис Хатч наконец замолчала, и я воспользовалась паузой.

«Мне семнадцать, – быстро сказала я, – а чувствую я себя на семьдесят».