Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века

Это и правда последнее слово? Да, хотя длинная глава романа Довер-стрит остаётся недописанной. Я могла бы написать целую книгу историй о том, как я завладела Бикон-стрит и научилась отличать хозяина поместья от дворецкого в парадной форме. Я могла бы проследить свой путь от пустой комнаты с видом на склад пиломатериалов до атласных гостиных в районе Бэк Бэй, где я пила послеобеденный чай с благородными дамами, чьи руки были столь же изящными, как их фарфоровые чашки. Мой дневник тех дней полон комментариев о контрастах жизни, которые я записывала вечерами после визита к моим друзьям аристократам, когда моя голова гудела от мыслей. Возвращаясь прямиком из безмятежной утонченности Бикон-стрит, где служанка, приносящая хозяйке тапочки, говорила с более мягким акцентом, чем лучшие люди на Довер-стрит, я порой натыкалась на бедного мистера Кейси, уснувшего на полу в коридоре; шок от контраста был похож на внезапно наведённый на мою жизнь луч прожектора, и я размышляла над этим откровением, и писала трогательные стихи, в которых представляла себя героиней двух миров.

Я могла бы процитировать свои дневники и стихи и воссоздать картину этой двойной жизни. Я могла бы перечислить имена милостивых друзей, которые приглашали меня за свой стол, хотя я приходила прямиком из зловонных трущоб. Я могла бы упомянуть бесценные дары, которыми они осыпали меня; дары, за которые они заплатили не золотом, а любовью. Было бы приятно вспомнить, какие высокие вещи мы обсуждали в золочёных гостиных за полуденным чаем. Моему простому рассказу прибавилось бы блеска, если бы я вплела в повествование портреты выдающихся мужчин и женщин, которые озаботились судьбой простой школьницы. И, наконец, это сняло бы с моей души бремя невысказанной благодарности, если бы я раз и навсегда во всеуслышание заявила, насколько я признательна своим преданным друзьям, которые взяли меня за руку, когда я блуждала во мраке, и вывели меня по куда более приятной тропинке, чем та, которую мне удалось бы отыскать самой, на открытое пространство, где препятствий стало меньше, и возможности окружали меня со всех сторон. За пределами Америки мне вряд ли поверят, если я скажу, как легко, по моему опыту, Довер-стрит слилась с Бэк Бэй. Я очень хочу подтвердить всё вышесказанное своими свидетельскими показаниями, но нужно дождаться, пока это станет делом прошлого.

Я не могу придумать лучшего символа подлинного, фактического равноправия всех наших граждан, чем Клуб естественной истории в Хейл Хаус, который сыграл важную роль в моем окончательном освобождении от трущоб. Хотя все серьёзные члены клуба и воспринимали меня как игрушку, тот поток внимания и доброты, который они изливали на меня, имел глубокий смысл. Каждый из этих искренних мужчин и женщин бессознательно указывал мне на моё место в содружестве – я была потенциально равна лучшим из них. Правда, мало кто из моих друзей в клубе смог бы правильно обосновать своё доброжелательное отношение ко мне. Возможно, некоторые из них считали, что подружились со мной из милосердия, потому что я была оголодавшей бродяжкой из трущоб. Другим представлялось, что им нравится моё общество, потому что я не лезла за словом в карман и весело относилась к жизни. Но всё это лишь вторичные мотивы. Я сама, обладая незамутнённым восприятием истинной взаимосвязи вещей, имеющих ко мне отношение, могла бы рассказать им всем, почему они предлагали мне свою дружбу. Они уступали мне дорогу, потому что я была их сводной сестрой. Они открывали мне свои дома, чтобы я могла узнать, как живут хорошие американцы. Проявляя малейшую заботу обо мне, они лелеяли формирующегося гражданина.

Клуб естественной истории провел целый день в Наанте*, изучая морскую флору и фауну в приливных заводях, карабкаясь вверх и вниз по скалам, не думая о приличиях, с единственной целью – раздобыть морскую звезду, морское блюдечко*, морских ежей и другие охотничьи трофеи. Мы устроили весёлый обед на камнях, с разговорами и смехом между сэндвичами и странными шутками, понятными только практикующему натуралисту. Прилив накатил в положенное время, украв наши подушки из водорослей и затопив наши прозрачные заводи, он с грохотом и шипением хлынул в расщелины, высоко подбрасывая снежную пену.

С палубы чудесного экскурсионного парохода, который вез нас домой, мы наблюдали за тем, как розовое солнце уходит под воду. Члены клуба, собравшись группами по два-три человека, обсуждали успехи дня, сравнивали образцы, обменивались полевыми заметками или в благожелательном молчании смотрели на западный горизонт.