Земля под копытами

— Одевайся скорее! Бежать надо!

Рявкнул и выскочил за дверь. Но бежать было поздно. Знал Степан, давно знал: не убежит, свое получит сполна, все, что заслужил за эти годы. Возьмут его под руки те, с красными звездами на ушанках, и спросят: «А ты, человече, что делал, пока враг народ твой изничтожал? Помогал врагу?» И почуял Степан, как на него смертью пахнуло. Одеревенело все — и тело и душа. Хотел присесть на ступени крыльца, а тут совсем рядом закричали по-русски:

— Вася, бери левее, там штаб у них!

Будто взрывной волной, швырнуло Степана обратно в сени, а из сеней — в хату, и заметался по хате, как мышь в ловушке, пока не вспомнил про подпечье. Дыра под печкой узкая, ужом пришлось ползти. Там стояла густая вонь куриного помета, но он и в нужник бы с головой нырнул, только б спрятаться. Уже под печью спохватился, что забыл оружие, и прохрипел Лизе:

— Давай сюда винтовку, мать твою!..

В сенях затопали, с силой рванули дверь — косяк треснул:

— Хенде хох!..

— Наши! — вскрикнула Лиза.

«Видал, курва, уже они ей нашими стали, — резануло Степана, но он успокоил себя: — Это она так, для вида, чтобы ничего не заподозрили».

— Товарищ командир, здесь баба! Луч фонарика ощупывал углы.

— Свет зажигай, мамаша.

Засветилась керосиновая лампа. Полсела Степан оббегал, пока лампу достал — для большевичков, оказалось, бегал, уж он бы им присветил, кабы его воля… Зажатый светом, проникшим и под печь, в самый дальний угол, он умирал от страха и ненависти. Услышал, как зашелестели картой:

— Первый взвод вот здесь, на высотке, молотит.

В хату, бряцая оружием, вбежало еще несколько человек:

— Товарищ командир, в штабе взяли троих, тепленькие, с постели!

— Давай ракету — отходить!

У Степана забилось сердце: неужто и это еще не конец, неужто повезет? Разведка боем. Вдруг что-то стукнуло об пол, потом догадался — Лиза упала на колени:

— Братики, родненькие, не дайте пропасть с ребеночком, возьмите с собой! Завтра погонят нас на станцию, в Неметчину, в неволю!

Небо рушилось над Шуляком.

— Откуда сама-то?

— Из Листвина, гнали нас, проклятые, как стадо овец, под автоматами.

— Одевайся, проведем.

«Открыться? На месте изрешетят: зачем под печкой прятался? Не успею пулей Лизу отблагодарить за все, а руки чешутся». Стиснул зубы, чтоб не застонать. Выждала-таки момент, Лиза металась по хате, слышал — уже в кожушке, заплакал сын — сонного пеленала. Подула на лампу — и к порогу, за солдатами. Даже дверей не притворила. Мороз клубился по хате, проникал под печь. Но не от холода дрожал Степан. Протопали под окнами, и стихло все. Где-то горели хаты — по окнам сновали багровые тени. Потом ухнуло что-то, будто земля вздохнула, упал снаряд, потом второй. Пусть бы врезало по хате, чтоб так и остаться здесь — навеки. Но немцы уже били из пушек по околице села, туда отступили красные. Выбрался Шуляк из-под печи, на ощупь пробрался к лежанке. Подушка, на которой спал сын, была еще теплой.

Прижался к ней щекой и заплакал Степан над своей пропащей жизнью.

3

Сколько всего на Галиной веку было: все уже, думала, этого не переживу. Но снова сдюживала, себе и людям на диво. Будто кто испытывал ее: выплывет ли? И уж когда, кажется, совсем тонула, судьба ей руку протягивала. А вернее, сама по себе Поночивна выплывала. Потому что билась из последних сил.

В голодную весну последнюю юбку на ведро картошки, мелкой, как орех, выменяла, но огород засадила. Дядька родной мимо шел, насмехался: «И зачем садишь, ведь не дождешься!..» В одной сорочке на колхозное поле шла — там горячее давали, дожила. А на уборке она была первой, хоть и ребеночка ждала: за три дня гектар снопов связала. Суббота подходит — собрание. На собрании председатель говорит: «Ты, Галя, пойдешь сегодня в лавку и мануфактуры на юбку наберешь». — «А деньги как же?» — «Денег с тебя никто не спросит». И правда, пришла в лавку, а там уже для нее отмерено. Надела обнову — как невеста, только что с животом. Роды не за горами, а Данило заболел желудком, совсем духом упал: «Как жить будем, Галя?» А она: «Хлеба поели нынче, а на тот год еще лучше станет. В колхозе заработаем, да и на огороде что-то вырастет». Вы-жили. В колхозе все работы переделала — только что кузнецом не привелось. Где что потруднее — она первая.