Земля под копытами

Я рано столкнулся со смертью и с тех пор ни к чему серьезно не относился, ибо предвидел конец всего: медленное угасание. Петро Харлан таких комплексов не знал. Его мать подорвалась на немецкой мине (собирала в лесу хворост), когда Петру едва минул год. Отец не вернулся с фронта. Харлан над загадкой смерти не размышлял. А мой отец умирал на моих глазах. Потомственные пакульцы, мы после войны переехали в город. Это была давняя мечта матери. Купили хатку на окраине — ради усадьбы, стали строиться. Достатки были невелики, хотя мать вскоре и устроилась медсестрой в поликлинику, а задумали дом на три комнаты. Отец полагался только на свои руки. Не знали они, отцовы руки, ни выходного, ни праздника. Стены выложили, крышу подняли. Начали стены глиной обмазывать. На глине отец и укоротил свой век. Перекидал воз, надорвался — и в скором времени в недостроенной хате богу душу отдал…

Но пора было ехать. До сих пор я любил путешествовать трамваем. Трамваи не торопились. Сегодня я искал глазами зеленый огонек такси, словно у меня были какие-то неотложные дела. Остановился на углу улицы, где днем, когда ехал на похороны, вдруг затормозила машина. Во мне жила нагловатая уверенность, что и теперь такси сразу же прикатит. «Пока я верю в себя, весь мир в меня верит», — любил повторять Харлан. Он терялся перед единственным человеком — Великим Механиком. Но об этой его слабости не догадывался никто, кроме меня. Ибо внешне Харлан ходил перед Юрком петухом. Как-то мы с Великим Механиком задержались после работы, а когда вышли, Харлан прохаживался на крыльце конторы; увидев нас, он небрежно бросил:

— Я подвезу вас! У меня деловая встреча в ресторане «Ветряк». За мной придет машина из управления.

И действительно, через несколько минут к конторе подкатила управленческая «Волга». Харлан по-хозяйски устроился рядом с шофером. Я открыл заднюю дверцу. Только Великий Механик, которому, собственно, и адресовалась эта маленькая интермедия, иронически улыбнулся:

— Мне близко — я в библиотеку. До завтра, хлопцы!

Он поплелся, худой, долговязый; Харлан закурил, только лишь мы тронулись, и зло сказал:

— Никто ведь, а корчит из себя…

— Каждый по-своему с ума сходит, — ответил я своей любимой поговоркой, и мы умолкли. Я-то знал, что Петро время от времени угощает управленческого шофера, и парад не произвел на меня впечатления.

А однажды Петро с Великим Механиком здорово схватились. Помню, Харлан с таким сияющим лицом вбежал в комнату, что мы даже не спросили его, как всегда, когда кто-нибудь из нас носил чертежи на подпись: «Ну что, пробили?» Петро лихо хлопнул ватманом о стол заведующего отделом:

— Магарычевое дело! С «фонарем» протолкнул! (На нашем конторском языке это означало — с ошибкой.) Захожу к директору, Георгия Васильевича нет. Я — к новенькому заместителю, к Прагнимаку. Обхаживаю его, как невесту. Ну, ставьте подпись, говорю. Какая разница, мол, директор или вы? Ваша подпись даже авторитетнее для управления. Ну он и размяк… Что лесть с людьми делает! Георгий Васильевич с таким «фонарем» прокатил бы меня на вороных… Учись, Механик!

И тут Великий Механик, всегда тихий, углубленный в свои чертежи, взорвался:

— Нашел чем хвастаться — подвел нового человека! Он тебе поверил, подписал, а ты…

Харлан покрутил пальцем у виска, мол, ненормальный ты, Великий Механик, и молча исчез: он не любил огласки…

Такси тихо подкатило ко мне. Я не удивился, я уже привыкал, что добрый или злой дух подыгрывает мне. Я сунул чемоданы в багажник, и мы поехали. В машине было просторно, я раскинул руки, а голову положил на спинку сиденья. В такси, особенно если ты один и можешь свободно разлечься, если никто не толкает тебя под бок, нужно ни о чем не думать, а пить каждую секунду скупыми глотками, как гурманы пьют кофе. Но сегодня я был достойным сожаления провинциалом, который хлещет черный кофе, как молоко, из большого стакана. Я спешил жить, суета увлекала меня. Я беспокоился, не оставил ли среди книжного хлама (я уже давно, кроме детективов и приключенческой фантастики, ничего не покупаю), брошюрки по онкологии. Великий Механик одолжил ее на два вечера, но я не такого высокого мнения о человечестве, чтобы заботиться о его телесном здоровье, растрачивая собственное на ночное чтение. В брошюрке речь шла про антигены… гены… Прагнимак завтра утром возвращается из командировки, Георгий Васильевич просил послать на аэродром машину, но будет лучше, если я сам встречу заместителя директора, так поступил бы Петро. Прагнимак недолюбливает меня, он недолюбливал и Харлана. Георгий Васильевич — лишь общее руководство, а поточные дела вершит его заместитель, и если я не взнуздаю Прагнимака, придется послезавтра переезжать назад в Голосиево, потому что квартиру Харлана отдадут Великому Механику с Лелькой, они в субботу регистрируются. Что ж, это было бы справедливо, гуманно, как сказал бы Харлан, несправедливость — вещь условная, что справедливо для Юрка и Лельки, для меня обернулось бы поражением.