Земля под копытами

Шишига открыл глаза, когда за окном чуть серело. Но нужно было вставать: Прагнимак прилетает рано. Для матери идеал человека уважаемого — если за ним каждое утро приезжает персональная машина. Что ж, настанет время, когда и он, Шишига, выглянет из окна и увидит внизу у подъезда ожидающий его лимузин. Наступит время, когда он каждое утро будет важно покачиваться на подушках «Волги» в гордом одиночестве, пока другие будут штурмовать битком набитые троллейбусы и автобусы.

Он поднялся, открыл окно — с поля повеяло терпкой прохладной свежестью, над дачными улочками плыл белый туман, небо розовело. Шишига прошелся по комнате, размахивая руками и глубоко дыша. В Голосиеве ему не хватало упорства каждое утро делать зарядку — ленился. Просыпался, когда времени оставалось только выпить стакан молока и стремглав бежать на троллейбусную остановку. С тех пор, как в конторе распоряжается Прагнимак, на работу приходится являться минута в минуту. Зато Петро находил время и силы для утренней зарядки. «Если мужчина растолстел, как баба, он уже достиг своего потолка, и тогда уже не тратьте, куме, силы, спускайтеся на дно, — говорил Харлан. — Сейчас мужчина должен быть стройным и сильным. Каждая эпоха создает свой человеческий стереотип. Идеал нашего времени — мужчина спортивного типа, который выглядит молодо». Мечтой Харлана было попасть на корт и трижды в неделю после работы гонять теннисный мяч. Эта игра для избранных, и на кортах он надеялся познакомиться с нужными людьми. Этой осенью Петру уже определенно пообещали достать абонемент. В записной книжке Петра должен быть нужный телефон. Да, Харлан прав: если хочешь достичь чего-то, нужно иметь прежде всего запас сил и бодрости.

Шишига заглянул под стол, где всегда лежали гантели Петра. Должно быть, тетки вынесли на кухню. И тут взгляд его упал на глубокие и длинные борозды на двери… Казалось, дверь царапал когтями огромный пес. В памяти всплыло ночное видение… Он отвернулся от двери и, как лунатик, начал одеваться. Уже надел сорочку, когда вспомнил, что еще не умылся. Стараясь не смотреть на исцарапанную дверь, прошел в ванную, поплескался, вытерся Петровым полотенцем — свои вещи не было времени разобрать. Затем принялся складывать постель. В этот момент густо-красное солнце вынырнуло из-за горизонта, повисло над полем, и вся стена напротив окна окрасилась в красное — и простыня, и подушки, и одеяло… Шишига упал лицом в подушку, мял, кусал, рвал зубами полотно сколько было сил, пока не изнемог; глухое рыдание или вой вырвалось из его груди…

Господи, почему именно он, Шишига? Почему не Великий Механик, не тот, другой, третий? Почему в него, а не в кого-то другого вселилась черная Харланова сила? Почему именно в него, который всю жизнь старался жить тихо, особняком от людского муравейника? До сих пор он жил под вербой у края людского пути и даже не ждал, когда упадет с вербы в рот груша.

…Это было вскоре после института, когда он работал на кирпичном заводе, в районном городке между Киевом и Мрином, куда попал по распределению. В выходной день он ложился под вербой, доставал набор пилочек и с наслаждением чистил и ровнял свои розовые ногти. Это занятие успокаивало его. Неподалеку была автобусная остановка, автобусы непрерывно отправлялись в Киев и Мрин. В столице его ждали столичные развлечения, в Мрине — материн борщ, голубцы и холодец, но он лежал под вербой и чистил ногти до самого вечера, и это были самые приятные минуты его жизни: наблюдать человеческую суету, тайно жаждать ее и… не двигаться.