Земля под копытами

— Откуда ты знаешь, каким я был? Что, моя душа — один из двигателей, которые ты конструировал? Что ты знаешь? — вдруг вспыхнул я. Но тут же примирительно добавил: — И нисколечко не изменился, Юрко. Тебе и Лельке все это только кажется. Вы живете в мире иллюзий. А реальность существует сама по себе, вне вас.

— Верни мне книгу.

— Вот видишь, как просто устроен человек: наступил тебе на мозоль, и твои нервы заиграли воинственный марш.

Сегодня я сам по отношению к Юрку был настроен весьма воинственно. Слишком уж уверенным в себе он мне показался. А на меня смотрит как на больного. Нет ничего хуже, когда человека жалеют. Харлана это всегда злило. Какой всеобъемлющий разум рассудит, кто из нас болен и кто здоров?

— Ну за что, собственно, ты сейчас бьешься? — продолжал я спокойнее. — Ты хочешь сэкономить человеку время и силы при помощи всяких технических уловок. А этот человек сейчас уже не знает, куда деваться в те несколько часов, которые для него высвободили чугунные колесики. Представляю, как люди станут тебя проклинать, если ты действительно подаришь им прорву свободного времени: «Нате вам, наедайтесь от пуза, лупите косточками домино по столам, свистите на стадионах, хлебайте пиво у пивных и сорокаградусную во дворе гастронома, одну бутылку на троих, из горлышка, а придя домой, смотрите сорок седьмую серию детективного фильма…» И ты обижаешься, когда я говорю, что реальность где-то вне нас. Ты, который живешь в розовом, самим тобой придуманном мире! Ты говоришь себе: я хочу освободить человека от механической работы, чтобы он творил! Но ведь творить могут единицы, сотни, пусть тысячи, только не миллиарды! И не потому, что эти миллионы-миллиарды не хотят творить, а потому, что они способны быть только на побегушках в гигантском людском муравейнике, колесиками общественного механизма! Ты не потому Великий Механик — хотя я говорю это всегда с легкой иронией, — что учился и работал над собой. Ты родился им, а другой родился просто механиком, и ему вполне хватает его семидесяти лет обыкновенной человеческой жизни: родить детей, дослужить до пенсии, немного понянчить внуков и наконец освободить жилплощадь. А ты ему предлагаешь вечность и ждешь благодарности.

Договорив, я махнул рукой и пошел, но, дойдя до конца коридора, обернулся. На моем лице была беззаботная улыбка.

Юрко смотрел так, будто впервые увидел меня.

— Что, давно не видел?

Мне стало не по себе, как в детстве, когда я на школьной линейке тайком кольнул соседа пером, по меня поймали и поставили перед строем.

— Хочу понять, когда ты играешь и каков ты на самом деле.

— А может, я великий актер и игра для меня — это и есть жизнь, ты об этом не думал? Театр одного актера, монопьеса — всю человеческую жизнь. На мгновение я отворачиваюсь от зрителей, а когда они вновь видят мое лицо, на мне новая маска. Гений перевоплощения Андрей Шишига! Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Жить по-настоящему — это все время быть на сцене, которую называют жизнью. Я долго сидел за кулисами — хватит!

— Что ж, поактерствуй, полицедействуй, боюсь только — аплодисментов тебе не дождаться, Андрей. Театр не тот… Тебе бы в такой театр, где один другого за горло хватает. Полицедействуй, лишь сказочку про попа не забывай. Помнишь, облачился поп в звериную шкуру, пошел к вдове требовать деньги, а шкура и приросла к телу… — голос Великого Механика звучал решительно и жестко.

— Я что — на ноги тебе наступаю? — искренне удивился я.

— Ты всем нам на ноги наступаешь, — упрямо возразил Юрко.

— Нам? — я холодно рассмеялся. — Кому это — нам? Каждый существует обособленно.

— Каждая молекула обособлена, это правда, но вместе они составляют тело. Так и общество людей. И когда в одну из клеток вселяется микроб, всему телу приходится думать о лекарствах. Страшен, Андрей, не сам микроб, страшна болезнь, которую он может вызвать…

— Есть микробы, на которых не действуют никакие лекарства! — оборвал я его.

— Ты забыл о реактивности организма, — очень серьезно сказал Юрко. — Живой, здоровый организм, почувствовав опасность, мобилизует защитные силы, и это — лучшее лекарство…

— Ну вот, теперь ты читаешь мне лекцию… Извини, смерть Петра выбила меня из колеи. Смерть, особенно такого молодого человека, — это ужасно. Все на свете так странно устроено, я сейчас много думаю об этом. — Голос мой звучал очень искренне, мне вдруг захотелось перетянуть Великого Механика на свою сторону, заставить его согласиться со мной, хотя для чего все это — я еще не понимал.